Podvodnik

В этом году робко планируется организовать Фестиваль "Паруса Селигера" по адресу дер. Залучье, 49. 13-15 августа. Ссылку из ФБ выложу. Но я пока не об этом, а вот о чём. Доброе утро всем! Хочу поделиться полезной, по-моему, информацией для тех кто поедет на Селигер по Новой Риге. До Волоколамска - обычные четыре-пять камер. А вот после Волоколамска за май- июнь устроили опу. Перед каждой автобусной остановкой и многими переходами поставили знак "70", хотя на дороге нарисовано "90". Так вот ОБЯЗАТЕЛЬНО оттормаживайтесь, т.к. на КАЖДОМ ограничении стоит камера. Берегите свой бюджет. Ну, и исходя из вышесказанного, время в пути увеличивается почти на час. Проверял в прошедшие субботу и понедельник. В Тверской области камер мало. Дорогу после Ржева до дер. Верхние Котицы отделали почти как автобан.Не везде, правда, разметку ещё нанесли, но покрытие - класс! От Верхних Котиц до поворота на фестиваль и далее до Осташкова - дорога г...о. И в дер. Рогожа на выезде стоит камера на "40", работает.Всем хорошей дороги! И совет - летом на выходные в Осташкове много машин, можно попасть на очередь на заправке, поэтому заправляйтесь по полной заранее. Вот ссылка на клуб Центр водного туризма "Паруса Селигера"

Площадка молодняка

КАК Я ПРОВЁЛ ЛЕТО 2021 Лето выдалось удачным, жарким, особенно для Москвы. Без кондиционера в хрущевке было душновато. Нужно было дергать из города. Границы были закрыты. В Крым не хотелось, а Сочи уже был не по карману. До пенсии теперь нужно было ждать ещё пять лет:( Поэтому выходные Иван Петрович решил провести на озере, половить рыбку, поплавать на лодке, посидеть у костра. Вспомнить молодость. Проверенный эконом вариант. Но, всё сразу пошло наперекосяк. Парковка возле знакомого магазина рыбака оказалась платной. Деньги на телефоне внезапно кончились. Пока разбирался с паркоматом - уже прилетел огромный штраф за парковку. На кассе выяснилось, что и карточка не работает, ее заблокировали приставы и сразу списали все деньги за неоплаченный капремонт за пару лет. Иван Петрович не платил принципиально. Считал, что все оплатил ещё в Советское время, но вместо капремонта на горизонте ему маячили реновация и переезд. - Мля, купил мотыля... Выругался, закинул корвалол под язык, представил котелок с ушицей и немного отпустило. Главное - до озера добраться. Желающих выбраться за город было много, трасса стояла. Добраться вышло дольше, чем самолётом слетать в Сочи. Все знакомые съезды к озеру были перекрыты блоками ФБС. Там, где стояли шлагбаумы - просили мзду и за проезд и за постой. А потом ещё выяснилось, что и порыбачить с берега теперь тоже стоит денег. Проехал ещё пару километров и направил свою "Ниву" прямо в кусты между двух деревьев. Машина не подвела, получив пару тройку новых царапин, преодолев метровые лужи - он добрался до прекрасного берега. Достал свою проверенную лодку "Нырок", накачал и поплыл в знакомые камыши донку закинуть. Повезло, за три-четыре часа, вытащил пару щучек и карпа. Вдруг, на горизонте замаячила моторка, уверенно приближающаяся в его направлении. Парочка красномордых сотрудников ГИМС впаяли ему по полной: и за отсутствие номера на лодке, и за то, что спасжилет не надел, ещё и браконьером обозвали. Сетей не нашли, сплюнули и недовольные ушли в даль. - Порыбачил, мля... Крякнул, плюнул, поплыл к берегу. Пошел в лес, набрал хвороста, поставил котелок с ушицей, накатил соточку. Сидел, медитировал, глядя на пламя, - отпустило. Вдруг, над костром, прям из темноты проявились силуэты очередных двух молодцев. - забодай меня лягуха, Мля... Моргнул, протер глаза, только сильнее прорисовались. Стоят, лыбятся. Свернул и положил в карман очередной штраф за самовольный проезд в лес, нахождение автомобиля вблизи воды и розжиг костра в пожароопасный сезон. Ещё стращали незаконным сбором валежника и рубкой деревьев. - Да, сегодня не день Бекхема. Костер уже не горел, недоваренная ушица остывала, так и не закипев. Сон не шел, в желудке урчало, зуб на зуб не попадал. С утра настроение было паршивейшее, желание отдыхать на природе отбили напрочь. Быстро собрав все манатки, отправился в обратный путь. На въезде в город машину неожиданно выдернул из плотного потока наряд ДПС и остановил. Они внимательно рассматривали номер. Иван Петрович вышел, почесал затылок и тоже посмотрел в направлении взглядов инспекторов. Номера не было, вместо него свисали водоросли и тина из вчерашней лужи. Иван Петрович нервно заржал. Два продавца полосатых палочек заинтересовано посмотрели на водителя и заставили дыхнуть в трубочку. Иван Петрович немного посопротивлялся, попробовал не дышать, просто взяв трубку в рот. Но инспекторы были опытными и "задавили" авторитетом. Он дунул... Обречённо посмотрел. Удивительно, но тест на алкоголь ничего не показал. Иван Петрович опять нервно заржал, - и его, автоматически направили на медосвидетельствование. Лаборатория определила наличие фенобарбитала в крови от принятого корвалола. Несмотря на микродозу, не помог ни дорогой адвокат ни логика. Штраф 30 тыс. рублей и лишение прав. Полностью опустошенный, Иван Петрович вышел в парк. В голове пульсировал всего один вопрос: почему? Почему раньше все эти же действия были нормой, а теперь ничего нельзя и за всё он должен денег. В глазах потемнело, он присел на лавочку. Издалека, в направлении его, уже бежали два молодца. В их голове радостно пульсировало: без маски, без перчаток, без прививки, ещё и на лавочку сел...

– Жизнь – это движение дерьма. Если дерьмо не движется, жизнь заканчивается. – То есть, много разного дерьма – это разнообразие жизни? – Именно.

Рассказик? Ботик Петра Первого Закончился опрос жалоб и заявлений, но личный состав, разведенный по категориям, остался в строю. - Приступить к опросу функциональных обязанностей, знаний статей устава, осмотру формы одежды! - прокаркал начальник штаба. Огромный нос начальника штаба был главным виновником его клички, известной всем - от адмирала до рассыльного, - Долгоносик. Шел инспекторский строевой смотр. К нему долго готовились и тренировались: десятки раз разводили экипажи подводных лодок под барабан и строили их по категориям: то есть в одну шеренгу - командиры, в другую - замы со старпомами, потом - старшие офицеры, а затем уже - мелочь россыпью. В шеренге старших офицеров стоял огромный капитан второго ранга, командир БЧ-5, по кличке «Ботик Петра Первого», старый, как дерьмо мамонта, - на флоте так долго не живут. Он весь растрескался, как такыр, от времени и невзгод. В строю он мирно дремал, нагретый с загривка мазками весеннего солнца; кожа на лице у него задубела, как на ногах у слона. Он видел все. Он не имел ни жалоб, ни заявлений и не помнил, с какого конца начинаются его функциональные обязанности. Перед ним остановился проверяющий из Москвы, отглаженный и свежий капитан третьего ранга (два выходных в неделю), служащий центрального аппарата, или, как их еще зовут на флоте, - «подшакальник». «Служащий» сделал строевую стойку и... - Товарищ капитан второго ранга, доложите мне... - проверяющий порылся в узелках своей памяти, нашел нужный и просветлел ответственностью, - ...текст присяги! Произошел толчок, похожий на щелчок выключателя; веки у «Ботика» дрогнули, поползли в разные стороны, открылся один глаз, посмотрел на мир, за ним другой. Изображение проверяющего замутнело, качнулось и начало кристаллизоваться. И он его увидел и услышал. Внутри у «Ботика» что-то вспучилось, лопнуло, возмутилось. Он открыл рот и... - Пошшшел ты... - и в нескольких следующих буквах «Ботик» обозначил проверяющему направление движения. Ежесекундно на флоте несколько тысяч глоток произносят это направление. - Что?! - не понял проверяющий из Москвы (два выходных в неделю). - Пошел ты... - специально для него повторил «Ботик Петра Первого» и закрыл глаза. Хорош! На сегодня он решил их больше не открывать. Младший проверяющий бросился на розыски старшего проверяющего из Москвы. - А вот там... а вот он... - взбалмошно и жалобно доносилось где-то с краю. - Кто?! - слышался старший проверяющий. - Где?! И вот они стоят вдвоем у «Ботика Петра Первого». Старшему проверяющему достаточно было только взглянуть, чтобы все понять, он умел ценить вечность. «Ботик» откупорил глаза - в них была пропасть серой влаги. - Куда он тебя послал? - хрипло наклонился старший к младшему, не отрываясь от «Ботика». Младший почтительно потянулся к уху начальства. - Мда-а? - недоверчиво протянул старший и спокойно заметил: - Ну и иди, куда послали. Спрашиваешь всякую... - и тут старший проверяющий позволил себе выражение, несомненно относящееся к животному миру нашей родной планеты. - Закончить опрос функциональных обязанностей! - протяжно продолгоносил начальник штаба. - Приступить к строевым приемам на месте и в движении!

ДЕД Она ушла от него, в чём была, в халате и шлёпанцах. Всё кончено. И покачиваясь от пережитого сейчас кошмара, Марина побрела к подруге. Светка, критически обозрев подругу, потащила её сразу на кухню: - Спокойствие, только спокойствие, - пробормотала Светка, - Пей, - приказала она и налила коньяку, - пей, сказала. Оставив Марину на кухне перед стаканом коньяка, Светка начала названивать, по знакомым. Придя минут через двадцать, увидела то же: Марина сидела перед стаканом, совершенно не видя его. Светка осерчала: - Тебе, что в рот влить? Так ведь можно и от стресса помереть. Пей, сказала! Ты себя в зеркало видела? Приведение! - Светка округлила глаза. - Сегодня ночуешь у меня, а завтра у тебя будет собственный дом! Ну, так, не дом — избушка, но жить можно. С этого момента началась новая жизнь. Марина переехала, действительно в избушку, на краю города. Хозяева собирались её продавать, но об этом доме шла дурная слава, и никто его не покупал. Сменили уже не первого риелтора, но как только покупатели приходили знакомиться к соседям, интерес сразу пропадал. Говорили и что привидения здесь живут, и даже нечистая сила! А бабка Марьяна, делая страшные глаза, с большой охотой рассказывала, всем, лишь бы послушали, что мертвяки ходят. И ещё, глядя в расширяющиеся от ужаса глаза покупателей, добавляла подробностей, получая от этого просто-таки физическое удовольствие. Марину, бабка Марьяна, невзлюбила. Жиличка эта - сама как привидение. На лице одни глазищи, худющая и бледная. Тьфу. И разговаривать не стала даже, когда хозяева привезли Марину. Так, глядела из-за забора. Нарочно отвернулась, когда здоровались. - Ну, хозяйничай здесь, - сказали, вручая ключи Марине. - Тут и баня есть, колодец. Хочешь — можешь и огород засадить. Звони, если что. Заходя в дом, Марина стукнулась об притолоку и испугалась. Непонятно кому тихо сказала: -Здрассти, - прошла, потирая ушибленный лоб в комнатушку. Темно, пахнет пылью, окна, совсем слепые от грязи. «Помыть бы…», подумалось. И пошла в клеть, искать ведро и тряпку. Толкнула дверь, неуловимо знакомый запах, как в деревне. Нащупывая на стене выключатель, задела, как показалось, руку. Сухую и морщинистую, как у деда. Испугалась, одёрнула, отскочила назад, запнулась об какое-то железо, загремела, покатилась кастрюля по лесенкам. Сердце заколотилось как бешеное. - Так, спокойно, - громко заговорила, чтобы успокоиться. - Кто тут может быть? Дом-то заперт был. И потом, ходили же с хозяевами, не видели, ни кого. Стараясь успокоиться, подышала, как учат на тренингах. И смело, вошла в тёмную клеть. Тихо. И выключатель сразу нашёлся. А свет включался постепенно, и в момент между темно и светло, боковым зрением увидела, как метнулся кто-то, большой, в окно. Когда стало светло, даже рассмеялась над собой, но как-то судорожно получилось. Нет никого! И окошко - малюсенькое, да и закрыто. Кто бы мог, пролезть? Всё это стресс, как говорит, Светка. Нашла и ведро, старинное, эмалированное со ржавыми пятнами, и тряпку. Заметила, что в клети вещей много старых и непонятных, но решила потом рассмотреть. Сначала помыть, вечер уже, а спать хочется не в пыли. Скоро окна заблестели, в вечернем свете. Марина натёрла их газетой - до скрипа. Это там, в квартире, остались и перчатки, и средства моющие, а здесь по старинке, газеткой и водой. Маникюр сразу облез, руки от газеты стали чёрными, в воде не отмыть, и кожу стянуло без крема. Но главное, тупое бездумье и отрешённость. Кошмар, казалось, отступил немного. С удовольствием поглядела на весёлые окошки , радостно сиявшие. И в доме, совсем другому стало. Дружелюбнее. - Сейчас ещё полы помою, и хорош! Надо спать, - лихо распланировала она. - Так, ещё только полдня, - хмыкнула про себя Марина, - одна живу, а уже сама с собой разговариваю! - Дык, ты со мной говори, девка. - Так, так, - быстро затараторила Марина, - это мне кажется, это просто стресс! Она прошлась по комнате, громко топая, чтобы отогнать наваждение. - Правильно меня Светка заставляла коньяк выпить, - самой себе объясняла Марина, - а я дура, отказывалась, надо было напиться до бесчувствия, чтобы не казалось чёрт знает что. - Ладно, не боись, не обижу, - успокоительно пообещал кто-то. «Мамаааа», - пронеслось в голове, мочевой пузырь сжался, и ноги подкосились. - Главное, не сойти с ума. Буду петь! - И запела, голос звучал неуверенно, но она добавила громкости, чтоб вновь, чего не бывает, не услышать. С энтузиазмом и с песнями, быстро завершила уборку. - Молодец, давно чистоты такой не было! - Похвалил кто-то Марину. «Так, быстро спать, надо поспать, чтоб избавиться от морока этого. Это кажется. Светке завтра позвоню, скажу, чтоб коньяку привезла», - мысли опять поскакали, выделывая безумные коленца. И не дожидаясь, когда совсем потеряет голову от страха, быстро выплеснула ведро в огород, сполоснула руки в рукомойнике, и забралась в кровать - железную, с сеткой, шишечками и скрипящую. Ватное, тяжеленное, старинное одеяло придавило, обдало застоявшимся холодом и стало неспешно нагреваться. А нагревшись от Марининого тепла, щедро делиться жаром. Стало уютно, как в детстве, тревоги растаяли, глаза отяжелели, Марина ещё поворочилась, подоткнула одеяло и заснула. Проснулась рано, на улице едва серело. Глянула в окно и оторопела. Морок не прошёл и обрёл плоть. У стола в красном углу сидел, дед. Громадный, седой, не дедушка, а именно дед. Она потёрла глаза, привстала в кровати, и почти шёпотом сказала: - Здрасти. Дед повернулся, стул под ним скрипнул, как-то жалобно и протяжно. Со смешком сказал: - Здоровались, ужо. И видя, что Марина начинает судорожно тянуть на себя одеяло, добавил: - Не бойся, ты меня, - Дед улыбнулся. - Сказал, не забижу. Домовой тутошний. Спи рано ещё. Непонятно отчего, но стало спокойно. Всё разом объяснилось, даже и не подумалось ей, что такого не бывает, заснула. Крепко, без сновидений. * * * Постепенно наладилась жизнь. На работе договорилась, что будет работать дома. Дизайнеру, совсем необязательно сидеть в офисе, чтоб творить. Жили они с Дедом дружно. Любил Дед рассказывать, как раньше было, кто в доме жил, где бывал. Но показывался не всегда. Марина от спокойной жизни расцвела. С соседями подружилась. Только бабка Марьяна, всё злилась, на Марину. Марина здоровалась, и помочь предлагала, нет, глазом сверкнёт, губы подожмёт, и зло скажет: - Иди, иди, приблуда». Марина расстраивалась, а Дед, осерчавши, как-то на Марьяну, всё заборы ночью повалил. Крику было! На Маринкиных ухажёров валила бабка Марьяна, всё свои беды. Слухи распускала, что по ночам к Марине в окно лазают мужики. Соседок настраивала, чтоб мужей берегли от паскуды этой. Соседки хоть и береглись, но ухажёров не видели. Жиличка дома сидит, иногда на работу или в магазин, и нет её, домоседка. Плохого не скажешь. Как-то утром позвонила Светка: - Знаешь, - помедлила она, - твой, приходил. Требует, чтоб сказала, где живёшь. - Не говори! - испугалась Марина. - Свет, не говори. Не надо. Она уж и забыла, про него. Даже удивлялась иногда, муж ведь, а как отрезало. - Мириться не собираешься? - недовольно спросила Светка. - Поучила и хватит. Сказал, - Марина даже увидела, как Светка недовольно губы поджала, - что найти тебя хочет. Понял, мол, всё. Жить не может без тебя. - Нет, - решительно сказала Марина, - нет, Света, я на развод подала. - Ты, что, такие мужики на дороге не валяются! - Светка задохнулась от возмущения. - Богатый, красивый! - Вот и забери. Мне не надо. - Хм, ну-ну. - Недовольно усмехнулась Света. - Не пожалей только. Смотри, квартиры при разводе не получишь. В этой развалюхе жить будешь? - Мне нравится, - беззаботно ответила Марина. - Я, пожалуй, и куплю его. Хороший дом. Дом будто понял, засиял окошками, встрепенулся. Половицы скрипеть перестали, и дверь стала закрываться легко. «И занавески бы повесить, кружевные» - подумала Марина. - Баловство, это. - Дед, не преминул высказать своё мнение. - Хотя красиво будет. Жила тут, одна, - Дед вздохнул, - лет сто пятьдесят назад, такая же, как ты. Беспутная, - и поторопился добавить. - Хорошая. Из Польши аж занесло. Певица. Всё пела, и хорошо - пела, и плохо - пела. Красивая. - Дед опять вздохнул, немного тоскливо. - Расскажи, Дед, - заныла Марина, чувствуя, что интересная история. - Расскажи, мне, пожалуйста. - Чего рассказывать-то, красивая, на тебя похожа, или ты на неё. Нехорошо у неё всё случилось-то. И всё, замолчал, сколько ни просила, не говорил. * * * В последнее время странно изменилась бабка Марьяна. И слово «паскуда» исчезло из обращений к Марине. Разговаривать стала, расспрашивать про житьё Маринино. Почему вдруг сюда приехала? Что делать дальше планирует. Марина радовалась. И соседки перестали косо смотреть. Они, конечно, знали, что у Марьяны язык - помело, но вдруг правду рассказывала? Марина помогала Марьяне, и по огороду, и в магазин. Всё налаживалось. И с хозяевами Марина уже договорилась. О покупке дома. Деньги будет отдавать постепенно. Единственное, что огорчало - развод откладывали. Слушания назначали новые и новые. Время давали на примирение. Да и это, особенно не портило настроения, так отвлекало, от благостного всеобщего состояния. Августовские ночи тёмные. Но зато звездопад во всей красе видно. Марина с Дедом сумерничали - чай пили. Свет не включали. В коридорчике горела тусклая лампочка. И вспомнилось, откуда то из детства, что надо непременно на падающую звезду желание загадать. Если успеешь, пока летит, то желание - сбудется. Хотя желаний сейчас не было. Всё хорошо - жила и жила бы так, тихо и спокойно. Марина, не зажигая света, вышла на крыльцо. Посмотреть на звёзды. В городе их так не видно. Ломая кусты, кто-то шарахнулся от окон. Небольшая фигура, неуклюже пригибаясь к земле, спряталась за забором. Утром Марина, увидела бабку Марьяну, подошла поздороваться: - Здравствуйте, Марьяна. Бабка неуверенно посмотрела, пробормотала, и взгляд отвела, и, сославшись на дела, ушла в дом. Непонятно. На следующий день, Марьяна, увидев из огорода, что Марина вышла, метнулась домой. Всё неделю, Марьяна бегала от Марины, даже столкнувшись, нос к носу на улице, или в магазине, отворачивалась, не здороваясь. Марина переживала, спрашивала соседей, всё ли хорошо с Марьяной? Соседки только плечами пожимали, старая, вот и дурит. Вечером, за чаем Марина рассказала Деду, про Марьяну. Он только махнул рукой, ну её. И стал рассказывать про жителей, этой бывшей деревеньки, а сейчас городской окраины. Занимательно рассказывал, кто с кем дружил, как завёлся здесь цыган Гришка Слямзин . Купил дом. Тихо жил и одиноко, поговаривали, что приехал сюда раны душевные зализывать. И только начал Дед рассказывать, про душевные раны Гришки, как брякнуло в сенках, запнулся кто-то об ведро. - Сходи-ка посмотри Марина. Тихо только, - почти шёпотом сказал Дед. - Иди, иди. Марина на цыпочках, подошла к двери и резко распахнула. Жмурясь на яркий свет из комнаты, стояла растерянная бабка Марьяна. - Подслушивала, старая? - грозно вопросил Дед и встал из-за стола. - Говори, Марьяна! - Не сердись, батюшка, - у Марьяны подкосились ноги, - это не я, он меня заставил! - завопила по-бабьи. - Толком говори. Кто заставил-то? - Дед насупил кустистые брови. - Муж ейный, - Марьяна ткнула пальцем в Марину. - Ищет, кто её полюбовничек! - и зло сверкнула глазами. - Пойду я, батюшка, - и поползла, попятилась по ступенькам. - Ещё придёшь раз, не помилую. Денег дал тебе, старая? - Не дал, обещал только, - заныла Марьяна, но поняла, что милуют, забубнила, - старая! Сам пень старый, завёл, молодуху. Паскуду. Марина, стояла у двери, держась за косяк, молчала. От изумления и слов не нашлось. Обрадовалась, наивная, что бабка Марьяна приняла её. Также молча, закрыла дверь. Села рядом с Дедом, и заплакала. Так обидно за злость бабкину и за подлость мужа! Дед успокаивать не стал, просто руку на плечо положил. - Да и бог с ними, - разом успокоилась Марина. - Я ведь ничего у него не прошу! Только развода. - Ничо, ничо. Наладится всё. * * * В последнее время Дед стал часто пропадать.Придёт Марина домой, а его нет. Грустно и одиноко дома без Деда. Сколько ни приставала к Деду с расспросами, он отмахивался: - Некогда мне. Дела у меня. А какие дела могут быть у домового? Вечером, перед чаем, Дед сообщил: - В гости я. Сосед за домом присмотрит. - Я это, - рядом с Дедом появился маленький старичок. - Это Сёма, сосед-домовой. Всё хорошо будет, - успокоил Дед и пропал. - Сёма, а чай вы будете пить? - Марина с любопытством разглядывала соседнего домового. - Чай я уважаю, - степенно согласился Сёма. - Наливай. И сахара побольше - четыре ложки. А варенье есть? - Какой сладкоежка! - улыбнулась Марина. - Угощайтесь, Сёма,- и пододвинула чашку. - А вы давно в деревне живёте? - Да, почитай лет триста. - И всё в соседях с Дедом? - осторожно продолжила Марина. - Давно дружим. Спросить, что-то хочешь? - Да, - призналась Марина, - Почему дом раньше плохим называли? - Долгая история, - Сёма хитро улыбнулся, - а ты чаю-то подливай! Познакомились с ним, когда только дома стали строить. Раньше-то, как было? Дом ещё закладывается новый, а домового начинают с собой звать, на новое место. Кланяются ему в четыре угла, кто горбушкой, кто пирогами угощает и зовут на новый дом посмотреть, и не бросить семейство без пригляда. Это сейчас нас домовыми зовут, - Сёма шумно хлмордал чай, - а раньше - Доможилом, или Дедушко, уважительно - Хозяином. Без нас-то оставалось хозяйство без догляда, скотина без присмотра. Хорошая хозяйка всегда угощение ставила. А если, - Сёма вздохнул, - дом бросали, то Хозяин - плакал. Этот дом и обходили за версту. - Так, что этот дом бросили? - Да, сейчас люди и не помнят, как надо правильно дом вести, - нахмурился Сёма. - Хозяева нынешние - пришлые, случайно в этот дом попали. Настоящие хозяева потерялись, перед войной ещё. А эти, - Сёма неодобрительно хмыкнул, - как, квартиру получили, дом бросили. - Сёма, - осторожно начала Марина, - а может, вы, помните? Лет сто назад, здесь жила певица, польская? - Жила. Не любит Дед, историю эту. - Расскажите, Сёма! - Марина умоляюще посмотрела на домового. - Так меня эта певица притягивает, как будто знаю её. А Дед молчит. - Любил он её шибко. - Сёма вздохнул и решился, - Ну, ладно. Чаю-то, подливай. Да Деду не проболтайся. Она была Примой в Петербургской Опере. Красивая. И мужчины к ней сватались знатные, богатые. Но влюбилась без памяти в офицеришку. Всё бросила, и за ним, поехала. - Сёма досадливо махнул рукой. - Он предложение сделал. К маменьке повёз знакомиться. Всё по дороге рассказывал, как богат. Да ей-то, всё равно было, лишь бы с ним. А как нашу деревню проезжали, заболела она. Простыла и лежала без памяти. Он её обокрал и бросил, на постоялом дворе. Когда она очнулась, хозяин с неё за постой просит, за лечение. Стала она у него посуду мыть, отрабатывать. Поселилась в доме в этом, у Марфы. Хорошая женщина приняла её, эту пани Гржибовски, как дочку. Потом, к ней помещик сватался, тутошний. А ей уж всё равно было за кого идти. Вышла она за него, да тосковала всё. Так и истаяла она словно свечка, совсем молодая. - Да, жалко её. А почему… - Всё спокойно у вас? - Дед появился внезапно и подозрительно посмотрел на притихших Сёму и Марину. - Сплетничали? - Нет, - Сёма стал поспешно оправдываться, - чай вот пили. - Знаю, сплетничали. Ладно, спать пора, - сурово спросил Дед и усмехнулся в бороду. - Пойду я. Покойной ночи, вам. - Сёма поклонился и пропал. - Про певицу спрашивала? Не утерпела? - уже не так грозно спросил Дед. - Не могу я успокоится, с тех пор как ты рассказал мне о ней. Почему не знаю, - виновато сказала Марина. - Правнучка, ты её. - Как? В семье никто не говорил! А мне снилось! - она обрадовалась и обняла Деда. - Что я пою. А бабушка даже в школу музыкальную не пустила, нет и всё, - вспомнила и расстроилась Марина. - Похожа ты на Агнессу, вылитая она, - тихо сказал Дед, - красавица. А не говорили, потому что нельзя раньше было. Бабушка и боялась всю жизнь, что не из рабочих. Спать пора, - Дед опять перевёл разговор, - свет туши, да ложись. Рано ведь встаёшь завтра? Сон не шёл. Марина ворочалась на скрипучей кровати, и представляла, как прабабушка её здесь спала, как привыкала к новой жизни. И замуж пошла, от безысходности. Расстроилась и заснула. Сначала не поняла, думала сон, но когда на неё посыпалось стекло — вскочила, заметалась по комнате, забыв, где выключатель. - Тапки надень, обрежешься, - Дед остановил её метания. - Разбил окно, поганец! Марина остановилась, ещё не в силах увязать кто и зачем разбил, нашла тапки и накинула халат. Подошла к окну, пытаясь разглядеть в темноте поганца. - Дед, а кто там? - прошептала в темноту. - Марина! - пьяно растягивая слова, кричал муж. - Открывай, зараза! - Уходи! - пытаясь унять дрожь, крикнула в разбитое окно Марина. - Ах, ты, стерва! Ещё со мной не развелась, а уже мужика привела! Открывай! - Уходи, Максим, - сухо ответила Марина. - На! - ещё окно брызнуло осколками. - Сейчас доберусь до тебя, покажу тебе кто твой мужик! - Дед, я боюсь его! - шептала Марина. - Он пьяный совсем дикий. - Марина искала глазами Деда. - Дед, - в панике закричала она. - Тут, я. - Дед положил тяжёлую руку на плечо, самого его не было видно. Стало тихо. Марина выглянула в окно. Порезалась, зацепившись за осколок стекла, плечом. Надо бы подмести, а то стёкла сколько. И окно закрыть, ночи уже холодные. Простыми мыслями Марина, пыталась отгородиться оттого, что произошло. Не думать про это, не допускать страха до себя, подмести, прибрать и забыть. Но Марина знала, что Максим, так быстро не успокаивается. - Дед, он ушёл? - она попыталась выглянуть в окно. - Нет, - Дед поймал её за рукав. - Что делает? - захлестнул страх. - Дед, где он? Боюсь, боюсь! - С тобой ведь я, - Дед прикоснулся к плечу, - не бойся. В сенках полетело эмалированное ведро. Было слышно, как Максим чертыхаясь, пнул, его вниз по лестнице. В дверь ударили чего-то очень тяжёлым. Ещё, и ещё. Полетели щепки, дверь не выдержала с сухим треском, сломалась. Это раззадорило Максима, он с остервенением и надсадным «ух» крушил колуном по обломкам двери. - Щас, Маринка, - Максим сдувал капли пота с кончика носа, - и тебе достанется! И мужику! Щас, - в предвкушении протянул он, - угощу вас топором! Намахавшись, он встал, опершись на колун, и с вызовом посмотрел на Марину. Марина поняла, что стоит, уцепившись за спинку кровати. Костяшки побелели от напряжения. К ней подошёл Дед и успокаивающе положил руку на судорожно сжатые пальцы. Он стал выше. В костюме, без бороды и молодой. Если бы не голос, она не узнала бы его. - Давай встретим гостя как полагается, Марина, - сухо сказал Дед. - Ну, проходи, раз пришёл. - Он кивнул Максиму. Максим от неожиданности, пошатнулся, отступил. Колун упал с глухим стуком. - И пройду! - Дёрнул губой Максим. - Ты, что ли, хахаль? Непохож. - Он оценивающе посмотрел на Деда. - Бабка говорила, что старый. Или уже нового завела? - Максим пытался скрыть неуверенность. - Ты проходи, - улыбнулся Дед. - Не убрано тут у нас, да гостей не ждали. - Я муж, - разозлился Максим. - А вот ты кто? - Мы разводимся! - Марину захлестнула злость. - Проваливай. В суде встретимся. - Ты, Марина, в мужской разговор не вмешивайся, - Дед легонько подтолкнул её в кухню. - Приберись, чай поставь, а мы потолкуем. - О чём? - злость душила и требовала выхода. Марина даже и не подозревала, что может испытывать такие чувства. Ей хотелось расцарапать Максиму лицо, руки. Ударить его. Неужели, она так может? Но пережитый страх требовал мщения. - Ненавижу! - прошептала она. - Иди, Марина, - Дед опять её подтолкнул. - Не бабье дело в мужской разговор мешаться. - Бабье! - возмутилась она, махнула рукой и пошла в кухню. Всю злость выместила в уборке. Гремела и стучала. Нарочно двигала стулья, брякала ведром, от веника только клочки летели. Но уборка всегда действовала на неё успокаивающе, смела осколки, камни выкинула. Простынями затянула рамы, и перестало тянуть холодом. Шторки задёрнула и успокоилась. Закипел чайник, Марина, по привычке поставила две чашки, сахар, варенье. И позвала: - Дед, чай готов, иди скорее. - Вот и молодец, - зашёл привычный Дед. Сел на любимое место. - Наливай, хозяйка! - Ой, - вспомнила Марина, - а этот где? Забыла, пока прибиралась. - Всё, - улыбнулся Дед. - Ушёл он. Больше не вернётся. Все бумаги подпишет. - А что ты ему сказал? Как я напугалась, - Марина затараторила, снова испугавшись. - Дед, а ты какой был! Не узнала тебя! А что ты сказал ему? - Не бабье дело. Марина хотела обидеться на «не бабье дело», но Дед, начал рассказывать: - Агнесса, тоже вспыльчивая была, - он вздохнул. - Правда, после болезни, бегства, - Дед мотнул головой, - жениха, стала безразлична. Только когда дочка родилась, улыбаться стала. Всё время с ней по-польски говорила, песни ей пела. Муж сколько не просил, ему никогда. - А почему умерла? - Застудилась шибко, вот и стаяла как свечка. Муж так больше и не женился, всё время с дочкой был. Жениха хорошего выбрал, счастливо жили, да недолго. - Господи, а с ней что стряслось? - Да революция, что стряслось. Бабушка не рассказывала? Так и проговорили до самого рассвета. Через месяц Марина стала домовладелицей. Суд прошёл, просто и быстро. Максим не явился, пришёл адвокат с подписанными бумагами. Через полчаса Марина вышла из здания суда свободной. - Дед, у нас сегодня праздник! - Марина пришла с тортом и цветами. - Дед! - позвала ещё раз Но в доме тишина, Деда нет. - Опять какие-то дела, загадочные, - проворчала и поставила чайник. - Ну, Дед, я тортик купила, любимый твой, давай чай пить! Тишина. - Дед придёт, - успокоила себя Марина, - сейчас чайник вскипит и придёт. - Она вздохнула. - Вот опять сама с собой говорю. Ну и ладно, я ещё и петь буду, громко! - Думаешь, испугаюсь, пения твоего, - Дед появился сразу за столом, - некогда чай сейчас пить. Собирайся. Жениха тебе нашёл. Автор : Галина Шестакова

ИЗ ЗАПИСОК ПОТОЛОГОАНАТОМА.... Прочтите и улыбнитесь! Врач сказал: — Фима, хорошая новость - это то, что я могу избавить тебя от твоих головных болей. Плохая новость - это то, что для этого потребуется кастрация. У тебя очень редкое состояние, из-за которого твои яйца давят на нижний отдел позвоночника, и это давление вызывает у тебя жуткую головную боль. Единственный способ снизить это давление - удаление яиц. Фима был в отчаянии. Ему даже жить расхотелось. Но выбора не было, и он согласился пойти под нож... Когда он вышел из больницы, впервые за 20 лет его не терзала головная боль, но его не покидало сожаление об утраченной части самого себя. Но потом он решил, что нужно начать новую жизнь. Он увидел магазин мужской одежды и подумал: «А не купить ли мне новый костюм?» Он вошёл в магазин и сказал продавцу: — Мне нужен костюм. Пожилой продавец смерил его быстрым взглядом и сказал: — Так… Рост 174. Фима рассмеялся: — Верно, откуда вы знаете ? — 60 лет в бизнесе ! Фима примерил костюм, - он был впору... Пока Фима любовался собой в зеркале, продавец спросил: — Как насчёт новой рубашки ? Фима подумал и согласился... Продавец взглянул на Фиму и сказал: — Так. 34 рукав и 16 с половиной шея. И вновь Фима удивился: — Верно, откуда вы знаете ? — 60 лет в бизнесе ! Фима примерил рубашку, и она сидела великолепно ! Когда Фима поправлял перед зеркалом воротничок, продавец спросил: — Может быть, вам нужны новые ботинки ? Фима понравилась эта мысль, — продавец взглянул на Фиму и сказал: — Так… 9−½ E». Фима был потрясён: — Верно, откуда вы знаете ? — 60 лет в бизнесе ! Фима примерил ботинки, и они ему подошли. Фима прошёлся по магазину, и продавец спросил: — А трусы? Фима подумал и согласился... Продавец сделал шаг назад, смерил взглядом талию Фимы и сказал: — Так… Размер 36. Фима расхохотался: — Ха-ха ! Вот я вас и поймал ! Я с восемнадцати лет ношу 34-й ! Продавец покачал головой: — Вы не можете носить 34-й. 34-й размер трусов придавит ваши яйца к нижнему отделу позвоночника, и у вас будет жуткая головная боль. Работайте с профессионалами и это сэкономит ваше время, силы и, возможно, яйца ! Избегайте людей, которые выдают себя за профессионалов . Автор не известен, но думаю он профессионал.

ВОТ И СКАЗОЧКЕ КОНЕЦ То, что старче оказался редкостной гнидой, Золотая Рыбка поняла довольно-таки скоро. - Дедуля ! - охрипшим от долгих уговоров голосом взмолилась она. - Миленький! Ну отпусти ты меня, бога ради. Я ж не за просто так. Что пожелаешь - все выполню. Старик и ухом не повел: сидел на бережку, попыхивая цигаркой, поглядывал на поплавок. Невыносимо ныла порванная крючком губа, из-за этого Рыбке приходилось шепелявить. Настроения, как легко можно понять, это тоже не улучшало. Собратья по несчастью, парочка мелких пескарей, забившись на самое дно ведра, таращились на владычицу морскую выпученными от ужаса глазами. Рыбка повертелась вдоль жестяных стен своей тюрьмы и снова выставила из воды голову. - Сто миллионов баксов на оффшорных счетах, трехэтажная вилла в Каннах и жена - мисс Вселенная, - без особой надежды посулила она. Старик скосил на нее осоловевшие от жары глаза. - Потрепыхайся мне!.. - громко рявкнул он. "Вот влипла!" - тосковала Рыбка. Сами посудите - ну на кой хрен Царице Морской и всея Воды сдался тот тощий червяк?! Будто у нее отродясь иных деликатесов не водилось. Ох дура, дура! И этот пень старый... Как только она перед ним ни изощрялась, чего только ни сулила - все без толку. На все уговоры ответ один: глянет искоса, хмыкнет ехидно и дальше сидит, гад. Цену набивает, поняла Рыбка. Ох и народ нынче пошел жадный, спасу нет! Раньше, бывало, тоже по девической дури попадалась, так тогда все быстро решали, ко всеобщему удовлетворению. Алмазов мешок, дворец или там гарем какой - всего и делов! Был, правда, один дедок, тоже сволочь порядочная. Все норовил жену приткнуть, куда получше... Рыбка раздраженно плеснула хвостом: - Слышь, хрен старый, радуйся! Твоя взяла. Сколько тебе желаний нужно: пять, десять? Старик плюнул в сердцах и резво поднялся на ноги. Смотал удочку, подхватил ведро и зашагал прочь от реки. Золотая Рыбка с ужасом поняла, что свободы ей, скорее всего не видать, как собственных жабр. - Дедуля, ну ты чего, дедуля... Ну хочешь молодым тебя сделаю, секс-символом! И символ у тебя будет какого хочешь размера! Или Президентом, давай, а? Америки! Не молчи, ирод! Скажи, наконец, чего тебе надобно - я на все согласна! Настроение у Степана Кузьмича было - хуже некуда. Рыбалка не задалась - вместо желанных матерых окуней в ведерке бултыхалось два задрипанных пескарика и какой-то вертлявый аквариумный экземпляр, который и рыбой стыдно было бы назвать. Ладно, Васька - кот не брезгливый, сожрет за милую душу. Но более всего остального, огорчало Степана Кузьмича то, что в самом начале рыбалки уронил он в реку свой слуховой аппарат. Нужно теперь ехать в райцентр и покупать новый, а стоит он денег немеряно. Одинокому пенсионеру, почитай, не по карману. Александр Кор

А никто себя не узнаёт? Вчера сначала на Космодамианской набережной, а потом на Даниловской. На сигналил - везли на служебной.

Весь кайф обломали....

Это уже не Покровский... Разочарование Весна! И, как сказал поэт Саврасов, Грачи летят и прочие пичужки... Ах, Марь-Петровна, помните? - Некрасов: "Куда ж ты, няня, подевала кружку?" Недаром же писатель Склифосовский (В штанах который вечно копошился) Назвал свою поэму философски - "Эх, хорошо!" - небось, и он влюбился! Я, Марь-Петровна, словно парус белый (Вы ж Лермонтова помните картину?), Стремился к вам своим мятежным телом, Чтоб вас обнять, как Артемон - Мальвину. Эх, жаль, я не Ван Гоголь, Марь-Петровна, И натюрморт ни в жизнь не нарисую, А то б увековечил, безусловно, Я вас, как древнеримскую статУю! Но к вам пришел не просто, а с приветом, Как тот поэт, на букву "Ф" который. Принес вам две чудесные конфеты, Бананчик и бутылочку с кагором. Так будьте же моею Дульсинеей, Я буду вашим верным Дон-Жуаном! Пусть наш костер дымится все сильнее, Как между Изергилью и Тристаном! Я вас люблю, как зайцы - дед-Мазая, Сильней, чем Азазелло - Дездемону, Без вас я, Марь-Петровна, пропадаю, Как этот...Галатей без Покемоны! Не будьте ж, умоляю, так жестоки, Как царь Прохруст, что клал людей на ложе, И извлечем из Пушкина уроки, Пока любовь кой-где еще тревожит!.. ...Вы Марь-Петровна, не Ассоль какая - Чего ж вцепились, словно клещ, в рейтузы? Я вам культурно очень предлагаю... Да не разврат! А быть моею Музой! Я ж тоже не какой-нибудь Петрарка, Чтоб перед вами ползать на коленях... Ей Богу, вам в рейтузах-то не жарко? Чай, не зима, а теплый день весенний!.. Ну прям картина Репкина "Не дали" - Здоровью стресс и перевод кагора... Вы для чего же в гости приглашали - Уж не читать ли Рафинад-Тагора? Эх, нет в вас, Марь-Петровна, романтизму... Ну что ж, пойду... Бананчик-то сжевали? Весь целиком?! Не вредно организму?.. Ох, дамы-дамы, как вы обмельчали... Мелисса

На таких креслах - главное ...опу не поморозить. Подпопник обязательно!

Опять из нетленки Александра Покровского. Грустно? Рассказик. Враги Зам сидел в кают-компании на обеде и жевал. У него жевало все: уши, глаза, ноздри, растопыренная челка, ну и рот, само собой. Неприступно и торжественно. Даже во время жевания он умудрялся сохранять выражение высокой себестоимости всей проделанной работы. Напротив него, на своем обычном месте, сидел помощник командира по кличке «Поручик Ржевский» - грязная скотина, матерщинник и бабник. Зам старался не смотреть на помощника, особенно на его сальные волосы, губы и воротничок кремовой рубашки. Это не добавляло аппетита. Зам был фантастически, до неприличия брезглив. Следы вестового на стакане с чаем могли вызвать у него судороги. Помощник внимательно изучал лицо жующего зама сквозь полузакрытые веки. Они были старые враги. «Зам младше на три года и уже капитан 3-го ранга. Им что - четыре года, и уже человек, а у нас - пять лет - и еще солнышко. Замуууля. Великий наш. Рот закрыл - матчасть в исходное. Изрек - и в койку. Х-ххорек твой папа». Помощник подавил вздох и заковырял в тарелке. Его только что отодрали нещадно-площадно. Вот эта довольная рожа напротив: «Конспекты первоисточников... ваше полное отсутствие... порядок на камбузе... а ваш Атахаджаев опять в лагуне ноги мыл...» - и все при личном составе, курвеныш. Увы, помощника просто раздирало от желания нагадить заму. Он, правда, еще не знал, как. Рядом из щели вылез огромный, жирный, блестящий таракан и зашевелил антеннами. Помощник улыбнулся внутренностями, покосился на зама, лживо вздохнул и со словами: «Куда у нас только доктор смотрит?» - потянувшись, проткнул его вилкой. Зам, секунду назад жевавший безмятежно, испытал такой толчок, что у него чуть глаза не вышибло. Помощник быстро сунул таракана в рот и сочно зажевал. Зам забился головенкой, засвистал фистулой, вскочил, наткнулся на вестового, с треском ударился о переборку и побежал, пуская во все стороны тонкую струю сквозь закупоренные губы, и скоро, захлебываясь, упал в буфетной в раковину и начал страстно ей все объяснять. Ни в одну политинформацию зам не вложил еще столько огня. Помощник, все слыша, подумал неторопливо: «Вот как вредно столько жрать», - достал изо рта все еще живого таракана, щелчком отправил его в угол, сказав. «Чуть не съел, хороняку». - Ковырнул в зубах, обсосал и довольный завозился в тарелке. На сегодня крупных дел больше не было.

ВЕТОЧКА О том, что началась война, Рахимов узнал только вечером. Ясным утром 22 июня они с дочкой Марьям поехали на велосипедах проведать своё хозяйство - экспериментальный питомник плодовых деревьев в пяти километрах от Алма-Аты. Там вот-вот должны были созреть первые абрикосы нового сорта, которые так ждал селекционер. Целый день они окучивали и поливали деревья, а потом специальной линейкой измеряли уже почти созревшие плоды на единственном абрикосе, который обогнал своих ровесников и активно зацвёл в марте, а уже к концу июня несказанно радовал Рахимова десятком очень крупных, ярко-желтых плодов в красную крапинку. – Пап, давай сорвём вон того, самого спелого, – сказала Марьям, когда все было сделано, а отец все ходил вокруг своего первенца, по десятому разу пристально рассматривая каждый плод. – Нельзя, доча. Пусть вызреет полностью и сам упадёт на землю. Думаю, к четвергу уже оторвётся от ветки, вот тогда и попробуем. А сейчас давай-ка ещё сена добавим под ствол, чтобы бока наш красавец не помял. Но в четверг Рахимов вместе с другими мужчинами уже уходил на фронт. Шёл дождь, сотни угрюмых людей стояли на платформе вокзала. Пахло сапогами, паровозным дымом и холодным железом. После того, когда раздалась команда «По вагонам», все заплакали, не в силах больше сдерживать то, что копилось в душе уже несколько дней. Рахимов наспех расцеловал родителей, жену, а, когда подошла очередь Марьям, она вложила ему в руку небольшой свёрток из двойного тетрадного листочка. По форме он сразу догадался, что там, а развернув – убедился. На ладони лежал тот самый абрикос, от которого исходил яркий свет, словно над хмурым серо-брезентовым морем, уходящих на войну людей, взошло маленькое солнце. – Спасибо тебе, доченька, – это было все, что мог сказать Рахимов, прижимая к себе ревущую Марьям. Когда паровоз выпустил пар, он вдруг разломил спелый плод напополам, отдав одну половину дочери. Такой он и запомнил её, бегущей за вагоном с половинкой абрикоса в руке. *** Не имеющий военной специальности Рахимов, попал в пехоту. После первых боев и бомбежек был уверен, что долго не проживет в этой адской мясорубке. Почти каждый день рядом гибли однополчане, в ожидании санитарных машин стонали тяжелораненые. Он и сам в часы боев становился машиной, не позволяя себе раскисать. И только по ночам, когда стихала стрельба, укутывался с головой в шинель и мысленно переносился домой, в теплую степь. Сжимая в руке косточку от абрикоса, Рахимов вдыхал слабеющий аромат мирной жизни, которая была уже далеко-далеко. Марьям писала, что теперь они всей семьей работают в колхозе – и она, и мама, и дедушка с бабушкой. Сообщала, что теперь все поля вокруг засеяны рожью и пшеницей. Солдатам на фронте нужен был хлеб. Каждое письмо из дома он перечитывал много раз, тайком гладил ровные строчки и еле слышно шептал что-то фотографии повзрослевшей дочери. Многие однополчане смотрели на него с завистью, когда узнавали, что до его города немец не дошел и родные живы-здоровы. Он соглашался и делал все, чтобы такое положение дел сохранялось, и с молчаливым упорством восточного человека снова шел в атаку, полз под обстрелами, отталкивая от себя комья черной земли летом, рыхлый снег зимой. И только милый сердцу песок встречался ему все реже. *** Зимой сорок четвертого года в маленький домик на окраине города постучали. Уставший почтальон принес извещение о том, что рядовой Рахимов пропал без вести в боях у города Смоленск. – Пропал без вести – это ведь не убит, правда, мама? – Марьям пыталась привести в себя онемевшую от горя мать. – Наверное просто был ранен, а потом попал в партизанский отряд! Он вернется, мама! Но Рахимов не вернулся. Напрасно Марьям каждый вечер после работы бежала на пригорок и всматривалась в начало улицы, мечтая увидеть родную фигуру отца, возвращающегося с фронта домой. *** Через 15 лет их вызвали в военкомат и сообщили, что при строительстве школы в небольшом поселке Сосновка, на берегу Днепра были найдены останки двух солдат из взвода, в котором воевал отец. Эти бойцы также числились пропавшими без вести, и есть вероятность, что он погиб именно в тех местах. В том же сообщении говорилось, что принято решение о воздвижении обелиска в память о погибших воинах, открытие – 9 мая 1961 года. Через неделю двадцатипятилетняя Марьям с мамой приехали в тот самый поселок. После стольких лет неопределенности и ожидания, молодой женщине хотелось найти хоть какой-нибудь след папы. Поселковая учительница, которая и организовала мероприятие, рассказала ей, что самые тяжелые бои шли на берегу реки. Пехотный полк, в котором служил рядовой Рахимов обеспечивал безопасность переправы армии через Днепр. Основной части удалось перебраться на эту сторону, но потом налетели немецкие самолеты и в клочья растерзали оба берега. После этих слов Марьям задрожала, как от сильного холода. Она представила, что чувствовал папа, когда прямо на него летели огромные бомбы, и понимала, что чудо, на которое она надеялась, скорее всего не произошло. Утром 9 мая жители посёлка и родственники солдат собрались у школы. К небольшой стелле со звездой была прикреплена блестящая табличка с надписью: «Стоявшим насмерть солдатам Красной армии от жителей Сосновки». Когда стали возлагать цветы, Марьям вдруг увидела у одной девочки веточку с только что распустившимися соцветиями ярко-красного цвета. У дочки селекционера подкосились ноги. Месяц назад такие же цветы облетели с их учхозовских абрикосов. Как оказалось южное дерево здесь, среди берез и сосен? – Девочка, милая, где ты взяла эту веточку? Покажи пожалуйста! – Там, у опушки леса, на красном дереве сорвала, оно всегда зацветает в мае, - объясняла девочка, когда они почти бежали по узкой просёлочной улочке, – только ягод нет никогда, говорят холодно потому что. Пробежав последний поворот, Марьям резко остановилась, а через несколько мгновений снова, как тогда на вокзале обнимала папу. Не сдерживая слез, она рассказывала ему о своей жизни и о том, как сильно любит его. А он ласково гладил ее по волосам руками, которые превратились в цветущие ветки. И что-то тихо шептал майским ветерком. Андрей Егорин