Podvodnik

У нас дома бернотусовка...

КОТ ТАМ.... - Уезжают, - домовой Еремей растерянно глядел на бывших жильцов, грузящих нехитрые пожитки в скрипучую телегу. Вот отец семейства повернулся к дому, и у Еремея забарабанило в груди, неужели? Но нет, мужик подтянул веревку на рубахе, служащую ему поясом. Поклонился отчему дому, так низко, что мазнул бородой по раскисшей от дождей земле. И, перекрестившись, полез на место возницы. Тряхнул поводьями, и серая кобылка, печально мотнув гривой, медленно потянула тарантас в новую жизнь, прочь из деревни. Еремей смотрел им в след и все не мог поверить, что люди, чьи отцы и деды жили в этих стенах, покинули родное гнездо, не забрав с собой домового. Вот кота взяли, а его, домового нет. - Может вернутся? – сам себя подбодрил Еремей, дергая короткими пальцами за клочковатую бороду. Сказать сказал, а сам не верил. На улице начал накрапывать дождь, и по сморщенной мордашке Еремея покатились капли. Первое время домовой еще старался, следил за домом. Гонял крыс, расплодившихся в подполе, прочищал трубу в печи, на всякий случай, да подкармливала кукушку в настенных ходиках обещаниями и вчерашним днем. Осень сменилась зимой и в нетопленном доме стало неуютно и одиноко. Сначала Еремей прекратил гонять крыс. Что ему жалко, что ли? Пущай зимуют. Затем прекратил заглядывать в трубу, надежно укрытую от вьюг в снежную шапку. И наконец, отсыпав кукушке с запасом потерянного времени, устроился поудобнее в ходиках и уснул. - Танюш, Тань! Гляди, какие я часы привез! Громкий мужской голос просачивался сквозь сон домового, мешая тому спать. Еремей перевернулся на другой бок, но голос не исчез. - Представляешь, приехали сегодня сносить избушки, что на окраине, и дернуло меня в одну из них заглянуть. Изба по окна в землю ушла, можно сказать, только стены да печка остались. И вот на тебе, на одной из стен часы. Как думаешь, с кукушкой? - Похоже на то, - согласилась женщина, и часы закачались словно корабль, приплывший в гавань. Еремей, растерявший к этому моменту остатки сна, прижимал к груди перепуганную кукушку и все не мог поверить в услышанное. Надо же, его избушку, его родной очаг снесли. Как же так вышло? Неужели никому дом не приглянулся? Там ведь и сад яблоневый имелся и сарай, хоть и старый, а все же для лошадки место. Да и дом крепкий был, на совесть построенный. Он своими руками каждую щелку мхом проконопатил. А они снесли. - Давай их на кухне повесим? –предложила женщина, - только механизм починить надо. - Давай сейчас повесим, а мастера я найду, ну уж больно они колоритные, согласись. Мне кажется, у моей бабки такие же в деревне были, - в голосе мужчины послышались нотки ностальгии. - Ладно, иди вешай, только хоть пыль стряхни! Каким бы извергом не оказался неизвестный мужичок, а через полчаса ходики украшали стену его коттеджа. Все это время Еремей сидел внутри и злился на судьбу. Он охал, вспоминая родной дом. Ухал, негодуя о людях, бросивших его. И эхал, просто так, чтобы было. - Я тебя слышу, - раздался протяжный бархатистый голос, и Еремей насупился, – я слышу, как ты сопишь, вылезай давай, знакомиться будем, - мурлыкнул кот, разглядывая хозяйскую находку. - А ежели не выйду? – поинтересовался Еремей, слегка приоткрывая дверку. - Выйдешь, - пообещал кот, - заскучаешь и выйдешь. - Ишь, умный какой, - фыркнул домовой. - А то, - согласился кот. – Ну, так что, знакомиться будем? Меня вот Варфоломей звать, а тебя как? - Не твое дело, мохнатый, – огрызнулся Еремей, решив, что никогда не покинет часы. - А мне тут хозяева молока налили. Вкусное, наверное, - завел кот песенку. - Ну, раз вкусное, то пей, - буркнул Еремей, изнывая от желания оглядеться. - Я бы выпил, но не люблю, - признался кот. - Как так? – домовой до того удивился, что распахнул дверь и едва не выпал из убежища. - А вот так, - черный кот, лежащий на столе, лениво махнул пушистым хвостом и уставился на домового. - Ну, чего гляделки лупишь? – заворчал тот. - Домовых не видал? - Ни разу, - признался кот, заваливаясь на широкую спинку и складывая лапки на пузико. - Врешь! – Еремей ошеломленно глядел на зверя, позволяющего себе такие вольности на хозяйском столе. - Ничуточки, - признался кот и вдруг насторожился, - О, хозяин спать пошел, пора. – Кот слегка расплылся в воздухе, стал размазанным и полупрозрачным. В тот же миг сверху послышался грохот и возмущённый крик: - Таня, эта мохнатая тварь нарочно посреди дороги легла! Я же не вижу в темноте! Кот мурлыкнул, и обретя былую четкость, подмигнул домовому: - Здорово я его, да? - Слабое наказание для того, кто разрушил мой дом, - фыркнул Еремей, - ну ничего, я сейчас сам возьмусь за дело. – Он оглядел комнату. Всюду виднелись ящики и шкафы, а посередине стоял стол, на котором валялся Варфоломей. - Тут что хозяйка делает? - Варит, - мяукнул кот и начал вылизывать лапу. - А печь где? – изумился домовой, - Ежели это кухня, то я сейчас сажи из трубы в горшок намету. - Печи нет, - обескуражил его кот, - и горшка тоже. - Подпол! – обрадовался домовой, - Где тут запасы хранят показывай, мышей зазову пусть все попортят. - Запасы в холодильнике – кот вздохнул, - ты столько проспал то дедушка? - Какой я тебе дедушка? - Возмутился Еремей, - я еще юн, мне годков двести пятьдесят не более. – он обиженно глянул на кота, - ладно хвостатый, что с тобой говорить, пойду кур пугну, в миг нестись перестанут. - Кур не держим, - кот прошёлся по шкафу и сунув нос в вентиляцию звонко чихнул. - Таня, кто-то в доме? – раздался растерянный голос хозяина. - Кот там, - сонно откликнулась супруга, - спи. - Ни печи, ни погреба, ни кур, - Еремей загибал пальцы, - может, хоть корова имеется? Молоко тебе откель добыли? - Из упаковки, - пояснил Варфоломей, выглядывая из-под стола, - а я его не пью, мне больше сбалансированный корм нравится. - Прекрати мельтешить, - рассердился домовой, - что за жизнь-то пошла у вас? - Замечательная! – кот вновь расплылся и громко замурлыкал, в детской хозяйская дочка погладила рукой пушистый бок, и приснившийся кошмар лопнул мыльным пузырем. - Дурной дом, - вздохнул Еремей, грустно глядя на вездесущего кота, - ясно чего у вас домового своего нет, он тут не к месту. - Ну вот и оставайся, поможешь мне, а то столько дел, спать некогда. –пожаловался кот. - В этом доме моё дело- месть, - пригрозил Еремей и захлопнул за собой дверцу часов. Домовой старался как мог. - Вот что ты делаешь? – кот лениво разглядывал как домовой откручивает крышки на баночках с перцем и солью и меняет их местами. - А то сам не видишь? – чихая отозвался Еремей. - Вижу, - кивнул кот, - зря тратишь время, банки то подписанные! - А теперь что? – кот любопытством смотрел на домового, который кряхтя выливал воду из вазы с цветами. - Пусть, пусть с утра до колодца бегут, а цветочки то все увянут, - радовался Еремей. - Ерунда, - зевал кот и лапой открывал кран, вновь наполняя вазу. - Лошадь ночью щекотать буду, - делился идеей Еремей, - чтоб с утра она в мыле не пахать не возить не могла. - Ой не могу, - кот покатывался со смеху, изредка мерцая чтоб оцарапать хозяина или поорать в запертом шкафу. - Таня, сколько у нас котов?! – восклицал уставший хозяин, в очередной раз наступая на хвост Варфоломея. - Один, любимый, – утешала хозяина жена. - Ты меня обманываешь, - вздыхал мужчина, - я думаю, что котов у нас штук десять, не меньше. Через неделю, уставший от неудачных попыток навредить, домовой Еремей, прихлебывал молоко из кошачьей миски и жаловался усатому: - Мир у вас неправильный, все нонче не так. Вот вроде и дом, а разве ж это очаг, разве ж родовое гнездо? Все неправильное, вроде как жизнь на дармянку. Хозяйка утром огонь в печи не разводит, а щелк выключателем вот тебе и чай. За водой дочурку не гонит, даже ты, морда раскормленная, кран открывать умеешь. А хозяин, лошадь не чистит, не кормит, а садится в самоходную телегу и был таков. - Прогресс, - пояснил домовому кот, хрустя сбалансированным кормом, - а ты, темнота, не ценишь! - Да ну вас, даже собаки сторожевой нет! – крикнул Еремей, топая босыми пятками по тёплому ламинату. - У нас сигнализация имеется, - Варфоломей проглотил последний сухарик и хотел было завалиться на бок, но замер, - Погоди-ка. Где-то возле входной двери раздался кошачий ор, будто мохнатому наступили на хвост, а после шипение и глухой удар. Еремей не успел удивится, как кот с кухни исчез. - Тань, шумят, - промямлил хозяин, поворачиваясь на другой бок. - Кот там, - откликнулась супруга, окунаясь в новый сон. - Ох, батюшки, - домовой засуетился, всплескивая руками, - это как же, это куда ж кот-то делся! Что деется?! – он приложил ухо к половицам, и прислушался, стал един с домом как в старые добрые времена. Застонали половицы, пискнули глубоко под землей мыши, ветер загудел, шлепая по крыше ладонью. В доме хозяйничал чужак. Некто злой и хитрый. Шуршал бумагами, стучал ящиками, скрипел половицами, наполняя ночь жуткими звуками. А еще Еремей услышал слабое царапанье, угасающее, как огонек лучины к рассвету. Домовой метнулся к дверям. Варфоломей и впрямь был тут. Ночной тать зло приложил кота об стенку, и теперь мохнатый лежал неподвижно. Блестящая шёрстка потускнела, и кот походил на побитый молью мех. - Как же это, - запричитал домовой, - как же, а? Ну Варфаламеюшка, ну добренький, не уходи, а? Кот, услыхав домового, слегка приоткрыл глаз, но более сделать ничего не смог. - Ах ты ж гад! – рассердился Еремей на грабителя, - Попрыгаешь у меня! - Он ужом скользнул в комнату, где вор вскрывал железный шкаф, встроенный в стену. Брям, и позади грабителя упала и раскололась напольная ваза. Злодей дернулся, но не ушел, он все еще надеялся открыть замок. Тадададат, - пропели клавиши на фортепьяно, пылившимся в углу. Окно, ведущее во двор, внезапно само распахнулось, и ворвавшийся сквозняк в припляс прошелся по комнате. - Тань, точно шумят! – Хозяин сел на кровати. - Да некому вроде, - прошептала Таня, но тоже села, цепляясь в пёстрое одеяло. - Я пойду гляну, - Хозяин нашарил тапки и побрел в низ. Тать понял, что пора бежать, он сгреб в мешок все, что успел добыть и кинулся к открытому окну, ведущему в сад, но стоило только ему приблизится, как окно с силой захлопнулось. Еремей невидимкой скакал по комнате, подсовывая под ноги вора то стул, то рассыпанные авторучки, то осколки вазы. Когда свет ярким солнышком залил гостиную, домовой нанес последний удар, дернув на себя ковер, на котором стоял тать. Грабитель, не удержавшись, рухнул, и, приложившись головой об пол, затих. Хозяин дома, стоя в дверях, растерянно глядел на чужака, и на погром, учинённый в доме. - А ты неплохо справился, для того, кто желает только мстить, - хвалил Еремея кот, пытаясь вылизать загипсованную лапу. - Ерунда, - отнекивался домовой, - Так, тряхнул стариной. - Да уж, стариной, - мурлыкал Варфоломей, - думаю, для нашего не званого гостя этот визит стал незабываемым. Еремей усмехнулся и взглянул на часы. Кукушка, почищенная и отремонтированная мастером, ловко выскочила из домика и крикнула – Полночь! - Ну, мохнатый, отлеживайся, а я делом займусь, - Домовой кряхтя поднялся, пару раз присел и исчез. Ему еще надо было помыть машину, отогнать плохие сны от ребенка и устранить утечку в туалете. Уставший, но довольный он заглянул в хозяйскую спальню. Как раз в этот момент с кухни раздался грохот, Варфоломей снова пытался запрыгнуть на стол. - Тань, шумит, – пробормотал хозяин. Домовой заботливо подоткнул мужичку одеяло и прошептал вместо спящей жены - Это Кот там. © Юлия Гладкая

БЕСЫ © ЧеширКо - Здорово, ребятки! Егор Саныч Сенин, ефрейтор, старожил батальона, прошагавший в его рядах весь путь с самого первого дня войны, подошел к кучке молодых бойцов из недавнего пополнения, которые с интересом рассматривали что-то, сбившись в тесный кружок. - Чего вы там интересного накопали? - с забавным южно-русским акцентом спросил он. - Да вот, Егор Саныч, немцы нам приглашения шлют, говорят - приходите в гости, мы вас накормим, напоим и спать уложим. Рядовой Алексей Краснов, уже успевший подружиться с Сениным, протянул ему пропагандистскую листовку. - А-а-а... - хмыкнул ефрейтор, - такое приглашение? Ну и чего? Есть желающие? Он внимательно пробежался взглядом по лицам бойцов. - А что, Егор Саныч, неужели на кого-то эти бумажки действуют? Неужто можно поверить, что они нас хлебом и солью там встречать будут? - А это, ребятки, зависит уже от того, пролезет ли эта бумажка в душевную дырочку солдатика. Бойцы переглянулись, не понимая - шутит Сенин или говорит серьезно. - В какую еще дырочку, Егор Саныч? - нахмурился Краснов. - А дайте-ка мне огоньку, ребятки, я вам и расскажу, - усаживаясь на землю, крякнул Сенин. Прикурив от протянутой спички и крепко затянувшись, он продолжил: - Это история диковинная, конечно. Мне ее бабка рассказывала, когда я еще совсем пацаненком был. Я раньше в нее тоже не верил, но вот живу на свете уже, считай, полвека, и начинает мне казаться, что есть в ней какая-то правда. - Ну, если бабка рассказала, то оно, конечно, завсегда правда, - хохотнул кто-то из бойцов. - А чего гогочете-то? - нахмурился Сенин. - Старые люди поболе вашего знают. Помню, сказывала мне она, что, мол, ходит по земле ангел, да души людские к дитям новорожденным крепит. - На гвоздики или на прищепки, Егор Саныч? - раскрасневшись от еле сдерживаемого смеха, поинтересовался Краснов. - Это мне неведомо, - пожал плечами Сенин, не заподозрив в вопросе издевки, - может и на гвоздики, мне бабка таких подробностей не сообщала. Но зато другое говорила. Что души эти он для удобства на пояс цепляет - ну, чтобы руки свободными были. Дырочку малую в душе проковыряет и на веревочку ее, а веревочку вокруг пояса завяжет заместо ремня, и ходит так по земле. Увидит, что где-то ребенок родился, он подойдет, веревочку развяжет и душу новенькую детенышу этому и прикрепит. А дырочка-то остается, ну, на которой душа висела. Вот через нее, через это отверстие всякое зло можно с человеком творить. Бесы же тоже не дремлют, всё пытаются дырочку эту нащупать, да когтями своими расковырять. Оно же знаешь как? Только подцепи, а дальше хоть душа, хоть рубаха, тут же по швам разлезется. Только дырка эта душевная у всех людей в разных местах, вот и приходится бесам нащупывать ее различными способами. Вот такое бывает, ребятки. Сенин замолчал и обвел взглядом своих слушателей, которые держались из последних сил, чтобы не засмеяться. - Егор Саныч, - снова оживился Краснов, - а дырочки эти, они по диаметру одинаковые у всех? - А я почем знаю? - пожал плечами Сенин. - Мне бабка о том не докладывала. Я что слышал, то и говорю, ничего нового не выдумываю. А ты это к чему спрашиваешь? - Да вот, думаю, в какую трубочку эту бумажку скрутить нужно, чтобы она в дырочку пролезла. - Дурак ты, Лешка, - махнул рукой Сенин, а остальные слушатели, не в силах больше терпеть, разразились громким смехом. - Зря гогочете, ребятки, зря... - покачал он головой. - Вот вам пример для наглядности, так сказать. Своими глазами всё видел. Был у нас еще до вас в батальоне сержант один по фамилии Гридин. Ох и лютый был боец, ох и лютый... Вить, да ты ж его помнишь, небось? - Такого забудешь... - кивнул солдат, сидевший в сторонке, и не особо участвующий в разговоре. - Не человек, а гора. Метра под два ростом, ручища - как три моих, челюсть квадратная, лобешник бронебойный. А как посмотрит на кого, так кровь в жилах стынет. Будто зверь дикий, ей-богу. Ох и злой был, ребятки, этот Гридин. Своими глазами видел... - Сенин осмотрелся по сторонам и понизил голос. - Своими глазами видел, как он немцу раненому шею одной рукой свернул, как цыпленку. Вот так вот схватил его за горло, лапу свою сжал, да как дернет вбок... У того голова так набок и повисла. А он на нас зыркнул, мол, ничего вы не видели и пошел дальше. А если кого из наших убьют, так он подойдет, посмотрит на него и хоть бы хны - дальше идет, как будто на пустое место глянул. Никакой, ребят, реакции. Но воевал он будь здоров... Мы уж думали, что заговоренный он какой-то - ни пуля его не брала, ни осколок. Прет всегда, как танк и хоть бы что ему, ни одной царапины. А врагов не щадил. Я так скажу, чтобы понятно было - раненых он за спиной никогда не оставлял. Если уж прошелся, то всё за ним замолкает... Чего таить, мы его и сами побаивались, да, Вить? - Было дело, - подтвердил солдат, закуривая самокрутку. - А один раз встали мы под деревенькой какой-то, я уже названия ее и не вспомню. То ли Карасево, то ли... - Да шут с ней, с деревенькой, - не выдержал кто-то из слушателей, - дальше-то что было? - Ну да, - кивнул Сенин, - какая разница, дело же не в названии... В общем, начали нас немцы артиллерией утюжить, как бешеные, ей-богу. Мы-то окопаться успели хорошенько, как начнут те стрелять, так мы по траншеям заховаемся и сидим. А вот тем, кто наверху - тем несладко конечно. Вот и коровке одной не повезло. - Кому-кому? - хмыкнул Краснов. - Коровке, коровке. Что ты, коров никогда не видал что ли? Видать, отвязалась где-то в деревне, да пришла к нам травки пощипать. Посекло ее осколками страшно. Лежит, бедная, дергается, а вся бочина как решето. Тут ее Гридин и увидел. И вот не верь после этого во все эти дырочки душевные... Побежал он к этой коровке, сел возле нее, да как заревёт... Вокруг него земля дыбом встаёт, а он по морде ее ладошкой гладит, лицом прижимается, весь в ее кровищи, а все никак успокоиться не может, ревёт и ревёт. Буренка, кричит, буреночка, тебя-то за что!? А та на него глазюками своими огромными смотрит, а сказать и не может ничего, хрипит только, да губами за руку хватает, - Егор Саныч вздохнул и еще раз затянулся. - Представляете какое дело? Сколько он людских смертей перевидал, скольких врагов сам на штык насадил - ни одна морщинка на лице не дрогнула, а как увидел, что животинка безвинная мучается, так тут что-то в его голове и замкнуло. Кто-то скажет, что сам дурак, чего из-за скотины под пули лезть? А я вот думаю, что просто нащупал бес его слабое место. Так уж дырочка эта ангельская на его душе расположилась, что людские смерти на войне он принимал как должное, а мучений животного никак выдержать не мог. - Живой хоть остался? - поинтересовался кто-то из слушателей. - Живой, - кивнул Егор Саныч, - правда после этого совсем другим стал. Равнодушным каким-то, медлительным, сядет в сторонке и глядит в одну точку. Его вскоре перевели куда-то в тыл. Видать, хорошенько бес его душу искромсал. Сенин поднялся, окинул взглядом примолкших слушателей, поправил гимнастерку. - Так что, ребятки, хотите верьте, хотите нет, а все же дырочки эти душевные и на самом деле существуют. У каждого они есть. Нащупает ее бес, ткнет в нее когтем своим поганым и всё - раскромсает чертяга душеньку на лоскуты и, считай, нет уже человека. А здесь, на войне, бесов-то всегда поболе, чем в каком другом месте, вот они и щупают нас то бумажками вот такими, то письмами из дома, то гибелью товарищей, а для кого и коровки обычной достаточно будет. Никогда не знаешь, куда он тебя своим когтем ткнет. Так что берегите свои души, ребятки, берегите. Других на складе нет. Ефрейтор потушил окурок о подошву сапога и зашагал в сторону расположения. - Ну и заливает, старый... - хмыкнул Краснов, скручивая листовку в трубочку, чтобы рассмешить своих товарищей. - Егор Саныч, неужто твое душевное отверстие бес за полвека так и не нащупал? - Чего ж не нащупал? - остановился Сенин. - Нащупал, только оно у меня зашито крест-накрест суровой ниткой. В него теперь ни один коготь не пролезет. - Бабка небось и зашила крестиком? - улыбнулся кто-то из солдат. - Да не, - махнул рукой Егор Саныч и как-то странно изменился в лице, - один крест жинки моей, а второй - сына. До конца войны хватит, а там пущай кромсает - не жалко. Не дай вам бог, ребятки, таких заплаток.

Вот пытаюсь представить, как мог бы самому себе тридцать лет назад объяснить возможность в два часа ночи заказать доставку на дом еды из Макдональдса. – Ну, понимаешь, ты достаешь умный телефон и через приложение… – Через что? – Ну там на телефоне не круглый диск, а экран, как на телевизоре, и на него можно нажимать. – А лампы как туда засунули? – Да без ламп, на микросхемах. Как в игрушке «Ну, погоди». – Ага, ладно. И что дальше? – На экране картинки гамбургеров, колы, картошки. Выбираешь, оплачиваешь… – Погоди, а как деньги в телефон совать? – Да там безналичный расчет. Деньги в банке лежат. – И Макдональдс звонит в сберкассу что ли? Она закрыта ночью. – Через компьютер связывается, чек на почту приходит. – В почтовый ящик бросают? – Ну, почти… Короче, оплатил, Макдональдс подтверждает и через полчаса курьер привозит биг-мак с картошкой. – Слушай, ты чо несешь вообще, ненормальный? Ну ладно умный телефон, ладно «Ну, погоди» со сберкассой ночью разговаривает, но чтобы из Макдональдса через полчаса на дом принесли? Без очереди на два часа вокруг сквера? Ты лучше про летающие автомобили в 2019 году наври, мне это сильно легче представить. Может еще скажешь, что Макдональдсов больше одного в СССР будет? – Ну вообще-то да… Но вот СССР… – Так, ну-ка залез обратно в машину времени и пшел отсюда! У вас в этих умных телефонах, похоже, уйма возможностей и доступ к удивительным вещам, а вы на них по ночам хрючево заказываете… via

video3.mp4 Вот как это выглядит на видео, снятом вчера вечером. И освещение, и знаки, и мигающий жёлтый.

Да, там остановка и выезд из микрорайона. Перед остановкой и за ней - два лежачих. При подъезде к лежачим - "гребёнка" из краски, нарисованы на дороге знаки 40 и 20, фонари, мигающие знаки перехода, мигающий жёлтый над знаком переход. А вот по какому госту и с какого перепуга на столб СПЕЦСИГНАЛЫ повесили? Если у простого водителя это найдут, могут вплоть до ареста ТС довести. А тут столб. Тоже арестовывать? Бред! Впервые это появилось вчера. В ста метрах дальше стояла машина ДПС и никак не реагировала на данный факт. И в ГОСТе не указана возможность расположения спецсветовых сигналов на столбе.

Раньше говорили: И до столба можно докопаться, а теперь столб с мигалками будет докапываться до каждого. Дер Суханово на Расторгуевском шоссе, где жилой комплекс Государев дом и Карусель. Справа на столбе перед знаком 20 красно-синие мигалки. В светлое время выключены, в тёмное мигают. Сейчас почищусь и выложу видео.Видео очень тяжёлое, поэтому картинкой.

НОЧЬ ИСЦЕЛЕНИЯ Внук приехал и убежал с ребятами на лыжах кататься. А баба Дуня, разом оживев, резво суетилась в доме: варила щи, пирожки затевала, доставала варенья да компоты и поглядывала в окошко, не бежит ли Гриша. К обеду внук заявился, поел, как подмел, и снова умчался, теперь уже на каток с коньками. И снова баба Дуня осталась одна. Но то было не одиночество. Лежала на диване рубашка внука, книжки его – на столе, сумка брошена у порога – все не на месте, вразлад. И живым духом веяло в доме. Сын и дочь свили гнездо в городе и наезжали редко – хорошо, коли раз в год. Баба Дуня у них гостила не чаще и обыденкою вечером возвращалась к дому. С одной стороны, за хату боялась: какое ни есть, а хозяйство, с другой… Вторая причина была поважнее: с некоторых пор спала баба Дуня тревожно, разговаривала, а то и кричала во сне. В своей хате, дома, шуми хоть на весь белый свет. Кто услышит! А вот в гостях… Только улягутся и заснут, как забормочет баба Дуня, в голос заговорит, кого-то убеждает, просит так явственно в ночной тишине, а потом закричит: - Люди добрые! Спасите!! Конечно, все просыпаются – и к бабе Дуне. А это сон у нее такой тревожный. Поговорят, поуспокаивают, валерьянки дадут и разойдутся. А через час то же самое: - Простите Христа ради! Простите!! И снова квартира дыбом. Конечно, все понимали, что виновата старость и несладкая жизнь, какую баба Дуня провела. С войной и голодом. Понимать понимали, но от этого было не легче. Приезжала баба Дуня – и взрослые, считай, ночь напролет не спали. Хорошего мало. Водили ее к врачам. Те прописывали лекарства. Ничего не помогало. И стала баба Дуня ездить к детям все реже и реже, а потом лишь обыденкою: протрясется два часа в автобусе, спросит про здоровье и назад. И к ней, в родительский дом, приезжали лишь в отпуск, по лету. Но вот внучек Гриша, в годы войдя, стал ездить чаще: на зимние и летние каникулы, на Октябрьские праздники да Майские. Он зимой и летом рыбачил в Дону, грибы собирал, катался на коньках да лыжах, дружил с местными ребятами, – словом, не скучал. Баба Дуня радовалась. И нынче с Гришиным приездом она про хвори забыла. День летел невидя, в суете и заботах. Не успела оглянуться, а уж синело за окном, подступал вечер. Гриша заявился по-светлому. Загромыхал на крылечке, в хату влетел краснощекий, с морозным духом и с порога заявил: — Завтра на рыбалку! Берш за мостом берется. Дуром! — Это хорошо, – одобрила баба Дуня. — Ушицей посладимся. Гриша поужинал и сел разбирать снасти: мормышки да блесны проверял, на полдома разложив свое богатство. А баба Дуня устроилась на диване и глядела на внука, расспрашивая его о том о сем. Внук все малым был да малым, а в последние год-два вдруг вытянулся, и баба Дуня с трудом признавала в этом длинноногом, большеруком подростке с черным пушком на губе косолапого Гришатку. - Бабаня, я говорю, и можешь быть уверена. Будет уха и жарёха. Фирма веников не вяжет. Учти. - С вениками правда плохо, – согласилась баба Дуня. — До трех рублей на базаре. Гриша рассмеялся: - Я про рыбу. - Про рыбу… У меня дядя рыбалил. Дядя Авдей. Мы на Картулях жили. Меня оттуда замуж брали. Так там рыбы… Гриша сидел на полу, среди блесен и лесок, длинные ноги – через всю комнатушку, от кровати до дивана. Он слушал, а потом заключил: - Ничего, и мы завтра наловим: на уху и жарёху. За окном солнце давно закатилось. Долго розовело небо. И уже светила луна половинкою, но так хорошо, ясно. Укладывались спать. Баба Дуня, совестясь, сказала: - Ночью, може, я шуметь буду. Так ты разбуди. Гриша отмахивался: - Я, бабаня, ничего не слышу. Сплю мертвым сном. - Ну и слава Богу. А то вот я шумлю, дура старая. Ничего поделать не могу. Заснули быстро, и баба Дуня, и внук. Но среди ночи Гриша проснулся от крика: - Помогите! Помогите, люди добрые! Спросонья, во тьме он ничего не понял, и страх обуял его. - Люди добрые! Карточки потеряла! Карточки в синем платочке завязаны! Может, кто поднял? – И смолкла. Гриша уразумел, где он и что. Это кричала баба Дуня. Во тьме, в тишине так ясно слышалось тяжелое бабушкино дыхание. Она словно продыхивалась, сил набиралась. И снова запричитала, пока не в голос: - Карточки… Где карточки… В синем платочке… Люди добрые. Ребятишки… Петяня, Шурик, Таечка… Домой приду, они исть попросят… Хлебец дай, мамушка. А мамушка ихняя… – Баба Дуня запнулась, словно ошеломленная, и закричала: - Люди добрые! Не дайте помереть! Петяня! Шура! Таечка! – Имена детей она словно выпевала, тонко и болезненно. Гриша не выдержал, поднялся с постели, прошел в бабушкину комнату. - Бабаня! Бабаня! – позвал он. - Проснись… Она проснулась, заворочалась: - Гриша, ты? Разбудила тебя. Прости, Христа ради. -Ты, бабаня, не на тот бок легла, на сердце. - На сердце, на сердце… – послушно согласилась баба Дуня. - Нельзя на сердце. Ты на правый ложись. - Лягу, лягу… Она чувствовала себя такой виноватой. Гриша вернулся к себе, лег в постель. Баба Дуня ворочалась, вздыхала. Не сразу отступало то, что пришло во сне. Внук тоже не спал, лежал, угреваясь. Про карточки он знал. На них давали хлеб. Давно, в войну и после. А Петяня, о котором горевала бабушка, — это отец. В жидкой тьме лунного полусвета темнели шкаф и этажерка. Стало думаться об утре, о рыбалке, и уже в полудреме Гриша услыхал бабушкино бормотание: - Зима находит… Желудков запастись… Ребятишкам, детишкам… – бормотала баба Дуня. - Хлебца не хватает, и желудками обойдемся. Не отымайте, Христа ради… Не отымайте! – закричала она. - Хучь мешки отдайте! Мешки! – И рыдания оборвали крик. Гриша вскочил с постели. - Бабаня! Бабаня! – крикнул он и свет зажег в кухне. - Бабаня, проснись! Баба Дуня проснулась. Гриша наклонился над ней. В свете электрической лампочки засияли на бабушкином лице слезы. - Бабаня… – охнул Гриша. - Ты вправду плачешь? Так ведь это все сон. - Плачу, дура старая. Во сне, во сне… - Но слезы-то зачем настоящие? Ведь сон – неправда. Ты вот проснулась, и все. - Да это сейчас проснулась. А там… - А чего тебе снилось? - Снилось? Да нехорошее. Будто за желудями я ходила за Дон, на горы. Набрала в два мешка. А лесники на пароме отнимают. Вроде не положено. И мешки не отдают. - А зачем тебе желуди? - Кормиться. Мы их толкли, мучки чуток добавляли и чуреки пекли, ели. - Бабаня, тебе это только снится или это было? – спросил Гриша. - Снится, – ответила баба Дуня. - Снится – и было. Не приведи, Господи. Не приведи… Ну, ложись иди ложись… Гриша ушел, и крепкий сон сморил его, или баба Дуня больше не кричала, но до позднего утра он ничего не слышал. Утром ушел на рыбалку и, как обещал, поймал пять хороших бершей, на уху и жарёху. За обедом баба Дуня горевала: - Не даю тебе спать… До двух раз булгачила. Старость. - Бабаня, в голову не бери, – успокаивал ее Гриша. - Высплюсь, какие мои годы… Он пообедал и сразу стал собираться. А когда надел лыжный костюм, то стал еще выше. И красив он был, в лыжной шапочке, такое милое лицо, мальчишечье, смуглое, с румянцем. Баба Дуня рядом с ним казалась совсем старой: согбенное, оплывающее тело, седая голова тряслась, и в глазах уже виделось что-то нездешнее. Гриша мельком, но явственно вспомнил лицо ее в полутьме, в слезах. Воспоминание резануло по сердцу. Он поспешил уйти. Во дворе ждали друзья. Рядом лежала степь. Чуть поодаль зеленели посадки сосны. Так хорошо было бежать там на лыжах. Смолистый дух проникал в кровь живительным холодком и, казалось, возносил над лыжней послушное тело. И легко было мчаться, словно парить. За соснами высились песчаные бугры – кучугуры, поросшие красноталом. Они шли холмистой грядой до самого Дона. Туда, к высоким задонским холмам, тоже заснеженным, тянуло. Манило к крутизне, когда наждаковый ветер высекает из глаз слезу, а ты летишь, чуть присев, узкими щелочками глаз цепко ловишь впереди каждый бугорок и впадинку, чтобы встретить их, и тело твое цепенеет в тряском лете. И наконец пулей вылетаешь на гладкую скатерть заснеженной реки и, расслабившись, выдохнув весь испуг, катишь и катишь спокойно, до середины Дона. Этой ночью Гриша не слыхал бабы Дуниных криков, хотя утром по лицу ее понял, что она неспокойно спала. - Не будила тебя? Ну и слава Богу… Прошел еще день и еще. А потом как-то к вечеру он ходил на почту, в город звонить. В разговоре мать спросила: - Спать тебе баба Дуня дает? – И посоветовала: - Она лишь начнет ночью говорить, а ты крикни: «Молчать!» Она перестает. Мы пробовали. По пути домой стало думаться о бабушке. Сейчас, со стороны, она казалась такой слабой и одинокой. А тут еще эти ночи в слезах, словно наказание. Про старые годы вспоминал отец. Но для него они прошли. А для бабушки – нет. И с какой, верно, тягостью ждет она ночи. Все люди прожили горькое и забыли. А у нее оно снова и снова. Но как помочь? Свечерело. Солнце скрылось за прибрежными донскими холмами. Розовая кайма лежала за Доном, а по ней – редкий далекий лес узорчатой чернью. В поселке было тихо, лишь малые детишки смеялись, катаясь на салазках. Про бабушку думать было больно. Как помочь ей? Как мать советовала? Говорит, помогает. Вполне может и быть. Это ведь психика. Приказать, крикнуть – и перестанет. Гриша неторопливо шел и шел, раздумывая, и в душе его что-то теплело и таяло, что-то жгло и жгло. Весь вечер за ужином, а потом за книгой, у телевизора Гриша нет-нет да и вспоминал о прошедшем. Вспоминал и глядел на бабушку, думал: «Лишь бы не заснуть». За ужином он пил крепкий чай, чтобы не сморило. Выпил чашку, другую, готовя себя к бессонной ночи. И пришла ночь. Потушили свет. Гриша не лег, а сел в постели, дожидаясь своего часа. За окном светила луна. Снег белел. Чернели сараи. Баба Дуня скоро заснула, похрапывая. Гриша ждал. И когда наконец из комнаты бабушки донеслось еще невнятное бормотание, он поднялся и пошел. Свет в кухне зажег, встал возле кровати, чувствуя, как охватывает его невольная дрожь. - Потеряла… Нет… Нету карточек… – бормотала баба Дуня еще негромко. - Карточки… Где… Карточки… И слезы, слезы подкатывали. Гриша глубоко вздохнул, чтобы крикнуть громче, и даже ногу поднял – топнуть. Чтобы уж наверняка. - Хлебные… карточки… – в тяжкой муке, со слезами выговаривала баба Дуня. Сердце мальчика облилось жалостью и болью. Забыв обдуманное, он опустился на колени перед кроватью и стал убеждать, мягко, ласково: - Вот ваши карточки, бабаня… В синем платочке, да? ваши в синем платочке? Это ваши, вы обронили. А я поднял. Вот видите, возьмите, – настойчиво повторял он. - Все целые, берите… Баба Дуня смолкла. Видимо, там, во сне, она все слышала и понимала. Не сразу пришли слова. Но пришли: - Мои, мои… Платочек мой, синий. Люди скажут. Мои карточки, я обронила. Спаси Христос, добрый человек… По голосу ее Гриша понял, что сейчас она заплачет. - Не надо плакать, – громко сказал он. - Карточки целые. Зачем же плакать? Возьмите хлеба и несите детишкам. Несите, поужинайте и ложитесь спать, – говорил он, словно приказывал. - И спите спокойно. Спите. Баба Дуня смолкла. Гриша подождал, послушал ровное бабушкино дыхание, поднялся. Его бил озноб. Какой-то холод пронизывал до костей. И нельзя было согреться. Печка была еще тепла. Он сидел у печки и плакал. Слезы катились и катились. Они шли от сердца, потому что сердце болело и ныло, жалея бабу Дуню и кого-то еще… Он не спал, но находился в странном забытьи, словно в годах далеких, иных, и в жизни чужой, и виделось ему там, в этой жизни, такое горькое, такая беда и печаль, что он не мог не плакать. И он плакал, вытирая слезы кулаком. Но как только баба Дуня заговорила, он забыл обо всем. Ясной стала голова, и ушла из тела дрожь. К бабе Дуне он подошел вовремя. - Документ есть, есть документ… вот он… – дрожащим голосом говорила она. - - К мужу в госпиталь пробираюсь. А ночь на дворе. Пустите переночевать. Гриша словно увидел темную улицу и женщину во тьме и распахнул ей навстречу дверь. - Конечно, пустим. Проходите, пожалуйста. Проходите. Не нужен ваш документ. - Документ есть! – выкрикнула баба Дуня. Гриша понял, что надо брать документ. - Хорошо, давайте. Так… Ясно. Очень хороший документ. Правильный. С фотокарточкой, с печатью. - Правильный… – облегченно вздохнула баба Дуня. - Все сходится. Проходите. - Мне бы на полу. Лишь до утра. Переждать. - Никакого пола. Вот кровать. Спите спокойно. Спите. Спите. На бочок и спите. Баба Дуня послушно повернулась на правый бок, положила под голову ладошку и заснула. Теперь уже до утра. Гриша посидел над ней, поднялся, потушил в кухне свет. Кособокая луна, опускаясь, глядела в окно. Белел снег, посверкивая живыми искрами. Гриша лег в постель, предвкушая, как завтра расскажет бабушке и как они вместе… Но вдруг обожгло его ясной мыслью: нельзя говорить. Он отчетливо понял – ни слова, ни даже намека. Это должно остаться и умереть в нем. Нужно делать и молчать. Завтрашнюю ночь и ту, что будет за ней. Нужно делать и молчать. И придет исцеление... Автор: Борис Екимов

РУСЬ НА ВЫДУМКУ СИЛЬНА Итак, собрался я в Афины, по делишкам. Вот, лечу, как в омут головой. Зима, ПРИКЛЮЧЕНИЯ, настроение постновогоднее соответствующее. Жить предстояло у хлебосольного земляка на его яхте. Вписал на недельку-другую. Ясно, что без подарка ну никак не комильфо заявляться. Взял в Казани пару бутылок "Ханской" водки. Хороша, чертовка! В Греции такой не найти. Дорогая. Из экономии летел лоукостером, без багажа. Максимально загрузив ручную кладь. Не "бедой"!!! Ну их к черту, жуликов. Хитрость проста: у меня два рюкзачка и пакет. В первом бауле вся одежда. Во втором, в городском рюкзачке, подарки и мыльно-рыльное. И перекус (чтоб в аэропорте дорогое малосъедобное не покупать). Тут все под завязку, разрешенные 9,5 кг. В пакете "личные вещи": книга, ноутбук, зарядное устройство. Они в вес ручной клади не считаются. Перед регистрацией фокус-покус: разбираю баул, напяливаю на себя всю одежду в три слоя, распихав мелкие вещи по карманам. Баул в рюкзак, теперь там 9,8 кг. Потом, перед самолетом, все обратно переложу. С победной ухмылкой прохожу регистрацию. Все ок. Беда подкралась на контроле. - Молодой человек, выложите-ка ваши две бутылки водки вот в этот мусорный бак, пожалуйста. - ??? - Или сдайте в багаж. В самолет запрещено проносить жидкости в таре емкостью более 0,1л. Водку?!! В мусор?!! Да я ж!... Нежданчик. Багаж? Водка даже не золотая, платиновая станет! Без подарка лететь не вариант, другой за минуты до вылета уже не купить. Опять же - самое святое - и этим?!! Мысли зашарахались по наморщенному праздниками мозгу. - Девушка. А сколько емкостей по 0,1л можно с собой в самолет? - Десять. - Отлично!!! В мозгу идейно коротнуло так, что в глазах искры брызнули. Рванул обратно в зал. Где, где взять в аэропорте такие емкости?!! В ларьках все бутылки больше. Внезапно взгляд уперся в красный крест аптеки. - С прошедшими! Девчонки, милые, выручайте! Есть у вас ма-аленькие бутылочки? - показал руками - По 0,1л ? Девушки поискали-поискали... Увы. - Мужчина, только баночки для анализов... - ДАВАЙТЕ!!! До окончания посадки остается совсем мало времени. Под вытаращенными глазенками медичек, под хихиканье и щелканье мобильников, оперативно перелил литр водки в баночки с красненькими крышечками. Десять. Проверил герметичность. Норм. - Вам пакет дать? - А давайте! На таможне произвел неслыханный фужер... То есть фураж... Развеселил всех. Может, оттого и пропустили бумажную сумку с рекламой аптеки, полную анализов на содержание водки в организме. Фурор. К двум пустым бутылкам "Ханской" в рюкзаке тоже претензий не было - они ж пустые и не являются ни оружием, ни культурным наследием. А уж как греки в Афинах потешались над лихостью! Специально остановили спросить, нафига я ЭТО к ним везу. Но ничего, пропустили в страну. На яхте переливать обратно в бутылки не стал: так эпичнее вышло. Оригинальную тару поставили как декорацию, пили же из тары удачного экспромта под шумное обсуждение. Все хорошо, что хорошо. Не повторяйте. Может не проканать. Купите подарки в мелкой расфасовке. Или носки.

Некоторым любимым собачникам!

ПРО ПОЧТУ Однажды мне понадобилось прикупить фигню. В качестве шуточного подарка на новый год. По заранее оговорённым условиям, фигня должна была быть бессмысленной, абсурдной, по возможности смешной и не выходить за рамки бюджета в 200 рублей. Я долго не мог придумать ничего подходящего. И вот, в самый последний момент, 31 декабря шёл по улице, увидел вывеску отделения «Почты России» и остановился как вкопанный. Если и есть на свете место, торгующее абсурдной ерундой, то это именно оно. Из отделения, мне навстречу, вышел ветхий старичок и еле слышно что-то прошептал. Я его не расслышал, поэтому почтительно кивнул и зашёл внутрь. К единственному работающему окошку вела очередь из 10 человек. Рядом была стойка для отправки посылок, за которой хмурый мужчина обслуживал бритую налысо девушку с татуировкой в виде паутины на макушке. Ещё было окошко «Почта Банка», за которым в духоте томилась без дела полненькая брюнетка. Я оглядел прилавки и почти сразу обнаружил то, что мне было нужно. Книгу, идеально отвечающую моим запросам по всем параметрам. Я немного покрутил головой. Подошёл к автомату электронной очереди и получил талон П107. - Талон. Номер. Тэ. Двадцать. Четыре. Пройдите к окошку. Пять. – Оповестил динамик под потолком. Прошло двадцать минут. Динамик пригласил к пятому окошку талон номер Т25. Я почувствовал, что схожу с ума от духоты. С робкой надеждой я подошёл к окошку «Почта Банка» и вполголоса стеснительно уточнил у томящейся брюнетки – нет ли у неё возможности безо всяких очередей продать мне книгу с прилавка. - Ахахахаха! Конечно нет! – Развеселилась девица. – У нас с почтовым отделением кассы разные! Ахахахаха! С этими словами она скинула с себя одежду, вскочила на метлу и вылетела на улицу через решётку вентиляции. Я с тоской проводил её глазами и вернулся к ожидающим. Стоять было невыносимо. Но и уже потраченного времени было жаль. Очередь двигалась крайне медленно. Я сжимал талончик в руках и заучивал наизусть: «П107, П107, П107…», чтобы нечаянно не пропустить объявление. Иногда такое случалось. Люди, пропустившие очередь в такие моменты, бежали к окошку номер 5 с криками: «Нет! Это ошибка! Я просто отвлёкся! Вот мой талон!». Но безжалостные автоматные очереди, колючая проволока и свирепые овчарки пресекали эти жалкие попытки на корню. Я стоял там и не мог видеть, что происходит за окном. Но чувствовал, как неумолимо бежит время. Каким-то образом знал, что там, снаружи, эпохи сменяют друг друга. Цивилизации рождаются и исчезают с лица земли. Огромные рептилии снова заселяют планету и вновь вымирают после очередного катаклизма. Тектонические плиты сталкиваются друг с другом и навсегда меняют облик мира. Я забыл лица своих родных и друзей. Забыл кто я и откуда родом. Безжалостное время стёрло из моей памяти всё. Кроме номера моего талончика и названия книги. Я смотрел на то, как далёкие потомки людей, стоявших со мной когда-то в очереди заводят свои семьи и рожают собственных потомков. Я видел, как они молятся статуе, бритой налысо девушки с рисунком в виде паутины на черепе. Но как ни старался – я не мог вспомнить - ни кто она такая, ни причин, по которым в её честь воздвигли статую. Наконец, когда само время состарилось и стёрлось в порошок я услышал голос с небес: - Талон. Номер. Пэ. Сто. Семь. Пройдите к окошку номер. Пять. Едва волоча ногами, я медленно подошёл к окошку. Посмотрел ввалившимися, иссохшими глазами на женщину за стойкой. Шамкая старческим беззубым ртом, я попросил у неё то, ради чего когда-то пришёл сюда. Бережно сжимая книгу «Все секреты огорода», я вышел на улицу. Очевидно вселенная успела совершить полный цикл своего существования, схлопнуться и зародиться вновь. И сейчас она находилась примерно в той же точке своего развития, в которой я её оставил. Мне навстречу шёл совсем юный мужчина с живыми и умными глазами. Я собрался с последними силами и попробовал предупредить его: - Не входи сюда… Глупец… - Еле слышно смог выдохнуть я своими немощным лёгкими, чувствуя, как под гнётом прожитой вечности осыпаются в труху мои кости. Но он меня не услышал. © Bladerunner42

Бесконечность - это когда эстонцы считают китайцев....

Если ехать по Новой Риге, то въезжаешь в город, по пути посещение магазинов (хорошая "Пятёрочка" в Зубцове, перед Ржевом), проезжаете отреставрированный Монумент и налево. Далее километра два - и вот он Мемориалный комплекс. После осмотра - назад к Монументу и опять налево в сторону Твери и Старицы. Хотя, открытие Нового Комплекса и Памятника намечено на 9 мая. Памятник, говорят , очень красивый. Правда где он будет - пока не знаю.

Немного не в автомобильную тему, но .... Мне понравилось. http://www.sdelanounih.ru/glavnyj-resurs-sovremennogo-kapitalizma-debily/?fbclid=IwAR3rf8DyjB2VfCciSwTKmDJYNRR4-XGU7UTrJuZQo-nJyOzGNcc2HYdwEtY#comments

Рекомендую, если уж День защитника Отечества, посетить мемориал во Ржеве. Правда, он не со стороны Старицы, а в направлении на Осташков. Но, практически, не выезжая из города.

Однозначно. У нас там ещё два катера ПОК были, польской постройки. Поболее Ярославца.

В военно-морских авто не входит в программу обучения. Зато входит обучение управления катером типа Ярославец с получением прав. Правда, нам права зажали.

Да, забыл Отец потом несколько раз допускал до руля - без последствий. Видимо, схватил суть. В школе ДОСААФ " учился" курсант ВВМУРЭ - заплатил деньги (в самоволку не сбежишь на учёбу),проверили на способность вождения, указали на ловушки гайцов. Сдал с первого раза.

Так он и сам - Подводник! А это, извините ,- особый склад ума. Ипередаётся не генным способом, а способом погружения под воду ЭКИПАЖЕМ, где - либо все, либо - никто не живёт.

А Я уже не поню, писАл или нет... Учился водить на копейке. Отец купил в сентябре 1977 года. Сам наездиться не успел, в октябре решил поставить в гараж. Перед постановкой мы её отмыли, отдраили всем чем только можно было в советские времена, и поехали с Водного стадиона на Щукинскую. Тогда ещё по дамбе был свободный проезд. Так вот подъезжаем мы к задним проездам Больницы МПС и отец, видя мои тоскливые глаза и капающую слюну (весной-летом планировалось поступление в военно-морское училище и выпускные экзамены), что за рулём новой машины не посижу, сжалился. Поворачивает в переулок и СРАЗУ останавливает машину, не вывернув колёса напрямую. Садись , говорит, за руль. Я сел , а опыт вождения механических средств - самодельный мопед с Д-6. Сел , даю газу и резко бросаю сцепление (как на мопеде). Машина прыгает с вывернутыми колёсами в сторону кирпичного забора. Как я допёр нажать на тормоз, а главное - как я на него попал не знаю. Машина - месяц после покупки - остановилась сантиметрах в 15 от забора. Отец ,белее простыни, вышел, посмотрел на забор, на машину, на меня.... Выгнал меня из-за руля, поставил машину в переулке ровно, три раза посмотрел на передние колёса, посадил меня за руль и сказал : Поехали, только плавнее. Почаса меня гонял. Вроде стало получаться. Правда, когда мы вернулись домой - получили страшных люлей от матери - у неё, как у всех женщин, были тайные планы на нас и машину. Ну это другая история. Позже меня учил водить машину мой дядька - проработал в Гараже Моссовета более 50 лет, Промыслова возил. Его правило : Перекрёстки проходят по тоннажу - если ты прав на Жигулях, а Камаз не прав, то лучше уступить дорогу. А я с тех пор первым делом с моими учениками отрабатываю режим "старт-стоп".