Podvodnik

АДСКАЯ ДОСТАВКА ― Добрый день, вы сейчас дома? ― послышался в трубке слегка раздражённый голос, когда дьявол принял вызов. ― Кто это? Откуда у вас мой номер?! ― заливаясь злобой, пробурчал владыка ада. ― Это курьер. Отправитель указал. Одну цифру, правда, не дописал ― пришлось подбирать. ― Курьер? Какой еще курьер? Я ничего не заказывал! ― дьявол буквально исходил огненной пеной. ― Сатана Люциферов ― это вы? ― Допустим. — Значит, заказывали. Я через десять минут буду у вас. ― Да подождите! На этот раз дьявол почувствовал страх: дома его не было, а всякие иноземные лица не имели права даже близко приближаться к его территории. ― Скажите, что́ вы хотя бы везёте? Откуда? В трубке послышался протяжный вдох, а потом еще более протяжный выдох носом, который даже сквозь динамик смог колыхнуть бороду дьявола. ― Сейчас посмотрю, ― курьер долго шуршал бумагой, а затем нудным голосом прочёл: ― Меч Армагеддона из созвездия Ориона. ― Меч?! Армагеддона?! Тот самый меч, который я заказывал две тысячи лет назад?! То есть он наконец соизволил дойти до меня?!!! ― дьявол сжал свою правую руку ― демона Вельзевула, и тот истошно взвыл. ― Да я из-за вас столько битв проиграл! Два апокалипсиса отложил! Да вы…! Да я вас…! ― Все претензии по общему номеру. Я уже почти подъехал. ― По-по-по-дождите! ― запинаясь и давясь слюной, закричал клиент. ― Я не дома! У меня тут военный поход на Святую землю! А жена может принять? ― Нет, у нас строго по паспорту, если, конечно, у вас с ней не одно лицо и не один паспорт на двоих. Дьявол пораскинул мозгами пару мгновений: ― Лицо похоже, но у неё фамилия девичья. Может… ― Нет, строго по паспорту, ― отрезал курьер. ― Да чтоб вас! Через десять минут буду. Как подъедете, подождите, я вам открою. ― Жду пять, потом уеду, у меня еще сорок адресов, ― ответил курьер и скинул вызов. Сатана еще никогда так быстро не пересекал половину мира. Он нёсся на своих крыльях и даже не обращал внимания на беззащитных грешников, которых мог бы захватить с собой по дороге. Долетев за три минуты, он поставил новый личный рекорд и, совершенно запыхавшийся, вошел через самый черный вход в свою обитель, где уже стоял он ― курьер. ― Какого чёрта, в смысле меня? Как вы вошли?! У меня же там три тысячи замков, сигнализация из разрушающих лучей, ядовитые змеи плюющиеся стрелами! ― задыхаясь спросил дьявол, глядя, как курьер со скучающим видом копается в своём смартфоне. ― У вас домофон не работает. Там выходили, я и зашёл. ― Кто выходил?!!! ― Не знаю, мужик какой-то в халате, с лавровым венком и трезубцем, а с ним трёхглавая собака. ― Трёхглавая?! ― глаза у дьявола округлились, а дыхание стало совсем сбивчивым. — Вот, ведь, сволочь… Я, значит, на войну, а этот хахаль греческий сразу у её порога! Ну я им устрою армагеддец по самый рагнарёк, будут у меня в Стиксе рыбу лицом ловить, ― бубнил дьявол. ― А что упаковка такая мятая? Вы что там в футбол всей своей курьерской службой ей играли?! ― Мне такую уже вручили, ― холодно ответил курьер. ― Вы получать будете? ― Он уже собирался уходить. ― Буду!!! ― взревел дьявол. ― Давайте! Где подписать?! ― возвысился он над худым, закутанным в огромный дождевик парнем в очках, чтобы тот не смел больше с ним разговаривать в подобном тоне. ― У вас с оплатой, ― совершенно спокойно ответил очкарик. ― В смысле с оплатой? ― быстро сдулся дьявол и снова поник голосом. ― Вот, ― показал курьер накладную, ― пять миллиардов душ. ― Пять?! П-п-пять миллиардов?!!! Да вы совсем ох… ― Все вопросы к отправителю. ― Да что же это за день такой!!! Вы карточки принимаете?! ― Да, ― с этими словами курьер достал терминал и ввёл сумму. ― Минуту, ― дьявол начал рыскать по карманам, полкам, кошелькам. ― Прикладывайте, ― увидев карту предложил курьер. Дьявол приложил пластик к белому экрану и начал вводить пин-код. Он следил за курьером, чтобы тот не подглядывал, и быстро нажал три раза на цифру 6, а затем, закатив глаза, вспоминая, что там дальше, снова нажал на шестёрку. ― Недостаточно средств, ― оторвал вылезший с жужжанием чек курьер. ― Вот ведь зараза! Опять без моего ведома карту брала! Да что же это такое?! Милый друг, ― обратился заискивающим тоном к курьеру уже совсем поникший духом Сатана, ― давай переводом, а? Прошу тебя, очень нужен мне этот меч. ― Переводом нельзя ― у нас все самозанятыми трудоустроены, мне лишние суммы на карте не нужны. ― Да пропади пропадом ваша контора!!! ― вскинул дьявол руки к потолку и затряс ими. ― Что мне делать теперь?! ― Могу отправить на пункт выдачи. Как будете готовы оплатить ― заберете, ― сказал курьер, не обращая никакого внимания на эмоциональные встряски клиента, и направился к выходу, держа в руках погибель целого мира. ― Но у меня же доставка до дома была… ― еле слышно прошептал дьявол и, окончательно раскиснув, подошел к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Через секунду за спиной он услышал голос курьера, разговаривающего по телефону. ― Алло, Архангел Михаил? Это курьер. Вы дома? ― … ― У вас доставка с девяти утра до шести вечера, вы должны быть в это время дома. ― … ― Да, это доставка из Вальхаллы. Нет, сорок минут я не подожду, звоните в колл-центр и переносите сроки. Всего вам хорошего. *** Сатана с тоской смотрел на отъезжающий с его двора небольшой сиреневый универсал и, тяжело вздыхая, рассуждал вслух о том, что он сам придумал лень тысячи лет назад. Но кто же знал, до чего это всё доведёт… Александр Райн

Играли с сыном в лошадку. Катал его на шее, пока не ударился мизинцем ноги о тумбочку. Этот великий наездник слез с меня и спрашивает: — Лошадка, тебе сильно больно? — Сильно. — Катать меня больше не сможешь? — Не смогу. — Жаль, придётся пристрелить! Коньяк признан лекарством — все, я на больничном! Валенок — это мужской носок, который оброс, отвердел и поседел…

СУВЕНИРНАЯ ЛАВКА ©ЧеширКо Максим поднёс зажигалку к сигарете и, затянувшись, задумчиво взглянул на витрины небольших магазинчиков, ярко сверкающих новогодними гирляндами. До праздника оставалось всего несколько дней, а подарки еще не были куплены. Поэтому Максим решил потратить весь сегодняшний день именно на это занятие. Его взгляд упал на один из магазинов, который очень выделялся среди своих «собратьев». Он не светился разноцветными огоньками, а за стеклом не стояла елка. К стеклянной двери была приклеена небольшая табличка, на которой аккуратными буквами было выведено: «Сувенирная лавка». Магазин хоть и выделялся среди других, но все же не привлекал к себе внимания и покупательского интереса. Люди проходили мимо него, абсолютно не обращая на него внимания. Толкнув дверь, Максим тут же увидел продавца. Он стоял у входа с веником в руке, и быстрыми движениями смахивал на совок осколки какого-то разбитого сувенира. – Неаккуратный клиент? – улыбнулся он продавцу. – Да... Именно неаккуратный, – серьезным тоном ответил тот, продолжая свое дело, – а может просто невезучий. Но, судя по всему, очень щедрый. Максим в это время осматривался по сторонам. Снаружи магазин казался гораздо меньше, чем он был на самом деле. Длинные стеллажи с сувенирами простирались далеко внутрь помещения, теряясь в полумраке. – Сколько у вас здесь всего... Можно посмотреть? – Кто же вам запретит? – ухмыльнулся продавец, – я хочу что-то продать, а вы – купить. Поэтому глупо будет вам не позволить этого сделать. Максим покосился на странного продавца и шагнул к стеллажам, которые сверху донизу были заставлены самыми разнообразными сувенирами. Здесь было всё. И керамические фигурки, и картины из шелка, и пепельницы с выгравированными изображениями, и полотенца с вышитыми на них рисунками, и многое-многое другое. Некоторые сверкали новизной, другие же были покрыты многолетними слоями пыли. Максим подошел к ближайшей полке и взял в руки первый попавшийся сувенир. Он уже хотел спросить цену у продавца, но так и замер с открытым ртом. – Вы хотели что-то спросить? – поинтересовался продавец. – Это... Это что такое? Максим протянул в его сторону фигурку из гипса, мастерски раскрашенную рукой талантливого умельца. – Это сувенир, – усмехнулся продавец, – это же сувенирная лавка. Согласитесь, странно было бы увидеть здесь сыровяленную колбасу. – Да хватит вам острить! – возмутился Максим, – посмотрите на это! Это же я! Он подошел к продавцу и сувенир тут же оказался перед его глазами. Фигурка была выполнена невероятно красиво. Она изображала молодого человека, удивительно похожего на Максима, подбирающего с асфальта какой-то предмет, похожий на денежную купюру. Одежда, обувь, даже черты лица были прорисованы настолько искусно, что отличить оригинал от копии можно было только постучав пальцем по обоим. Оригинал издавал гораздо более глухой звук. – О! Вы недавно нашли деньги? Поздравляю! – даже не моргнув глазом, произнес продавец. – Да, я нашел тысячу сегодня утром! – уже почти закричал ошарашенный Максим, – посмотрите! На мне даже одежда та же, что и на фигурке! И купюра тысячная! – Я не очень понимаю, чему вы удивляетесь, – нахмурился продавец, – вы зашли в сувенирную лавку и, увидев сувенир, кричите так, как будто вы обнаружили здесь вход в метро. Что не так? Вам знакомо значение слова «сувенир»? Максим пробормотал что-то нечленораздельное и вопросительно уставился на продавца. – В переводе с французского это слово означает: «вспоминать, помнить», - продолжил тот, – здесь представлены все ваши воспоминания. Вся ваша жизнь на этих полках. С самого рождения. Молодой человек хотел что-то ответить, но только лишь беззвучно открыл рот. Затем, развернувшись к стеллажам, он снова бросился к сувенирам. Хватая их один за другим, он только и делал, что выкрикивал какие-то восклицательные междометия. Наконец, немного успокоившись и сообразив, что продавец, судя по всему, не врет, он снова подошел к нему. – На каждом сувенире изображен я. Это что, действительно мои воспоминания? – Да. – Но... Но почему именно мои? – Потому что в этот магазин зашли именно вы, а не кто-то другой, – вздохнул продавец, – не задавайте глупых вопросов, молодой человек. Это называется клиентоориентированность. – Но зачем все это? Для чего? – Ради любви к людям, молодой человек. Ну, и конечно же, с целью немного заработать. До этого у меня был небольшой бизнес, но он оказался убыточным и я его закрыл. Может, слышали что-нибудь о «Лавке времени»? – Что это? Магазин часов? – Значит, не слышали, – кивнул продавец, – впрочем, это неважно. – Но как вы на этом зарабатываете? И при чем здесь любовь к людям? Как это связано? – О, это очень просто, – потер ладони продавец, – я знаю, что каждый человек хотел бы избавиться от кучи своих воспоминаний, которые он накопил за свою жизнь, но, сами понимаете, память – такая вредная штука, что с ней порой бывает очень трудно договориться. Я помогаю людям в этом. В моем магазине вы можете абсолютно бесплатно совершить экскурсию по своим воспоминаниям, а также купить любое из них и уничтожить. Разве это не прекрасно? Максим молча посмотрел на длинные ряды стеллажей. – Это правда? Все, что вы говорите – это действительно не розыгрыш? – Если бы это было шуткой, то она бы вошла в историю, как самая дорогостоящая. Посмотрите на все эти сувениры. Неужели вы думаете, что кто-то специально создавал бы это все для того, чтобы посмеяться над вами? – Бред какой-то, – тряхнул головой Максим, – хорошо, я могу пройтись и посмотреть на эти ваши сувениры? – Конечно, – продавец метнулся к столу и выудил из-под него небольшую корзинку, – вот, возьмите. С ней вам будет гораздо удобнее. Максим бродил по магазину и все больше осознавал, что все это никакой не розыгрыш. Он смахивал пыль с уже почти забытых событий его жизни, рассматривал их, и в зависимости от того, что было на них изображено, улыбался, смеялся или тяжко вздыхал. Когда корзинка, которую ему любезно предоставил продавец, уже наполнилась доверху, Максим снова оказался у входа. – Вот. Эти я хотел бы выкупить, – произнес он, стараясь не смотреть на свои неприятные воспоминания. – Давайте посчитаем, – улыбнулся продавец, – кстати, как вам экскурсия в прошлое? – Да как вам сказать... – поморщился Максим, – с одной стороны – много чего хорошего и интересного накопал, а с другой... Вот это вот все, – он кивнул на корзинку, – лучше бы не видел. Стояли бы лучше там под пылью и не показывались мне на глаза. – Больше и не увидите, не переживайте, – закончил подсчет продавец, – здесь пятнадцать сувениров. С вас пятнадцать лет. – Чего? Каких лет? – Пятнадцать лет вашей жизни. – То есть, за уничтожение плохих воспоминаний нужно расплачиваться своей жизнью? – Нет разницы – негативные они или позитивные. За все воспоминания мы расплачиваемся жизнью. Чем вы так удивлены? Как можно приобрести воспоминания, не потратив на них своего времени? Это невозможно. Максим, только обрадовавшийся от того, что он наконец-то избавится от этих сувениров, снова нахмурился. – Но... Пятнадцать лет – это слишком много. Я не готов отдавать их. Продавец понимающе закивал. – Да, я понимаю. Стоимость высока. Но, к сожалению, вам придется или платить, или жить дальше со всеми этими сувенирами, которые вы принесли в корзинке. Вы смахнули с них пыль, а это значит, что они теперь снова будут терзать вас. Да не по одному, а сразу всем скопом. Я даже не знаю, сколько пройдет времени, пока они снова не покроются пылью. Максим покосился на корзинку и тут же с отвращением отвернулся. – Не хочу помнить их... – Да, я вижу, – покачал головой продавец, – здесь и статуэтка с предательством, и брелок с воровством, и медальон с обманом друга, и... – Не обязательно вам рассматривать все это, – рявкнул Максим, – скидка есть какая-нибудь? – К сожалению, нет, – покачал головой продавец. – Эх... – Максим на секунду задумался, – нет. Пятнадцать лет – это слишком много. Я не могу так просто ими разбрасываться. С этими словами он нерешительно зашагал к выходу. – Подождите, молодой человек, – сжалился продавец, – я вижу, как вам теперь тяжело. Хорошо, я пойду вам навстречу. Максим остановился и посмотрел на продавца, который вытащил из-под стола какой-то небольшой предмет. Подойдя поближе, он взял его в руки и приблизил к глазам. Это был обычный стеклянный шарик на подставке, который нужно было встряхнуть для того, чтобы бутафорские снежинки начали изображать снегопад, медленно и красиво опускаясь на статуэтку, которая, при ближайшем рассмотрении снова оказалась его точной копией. Маленькая фигурка в центре шарика изображала Максима, открывающего дверь в эту самую сувенирную лавку, в которой он сейчас находился. – Я готов продать вам этот сувенир всего за три года вашей жизни. – Это воспоминание о посещении вашего магазина? – Именно. – И я не буду помнить ничего из того, что здесь произошло? – Абсолютно. – И все забытые воспоминания, которые я снова увидел на полках, тоже не вспомню? – Нет. – Я согласен. – Вот и отлично, – улыбнулся продавец, – по рукам? – По рукам. Максим схватился за протянутую руку. Какие-то синеватые искорки побежали по его руке и перебежали на руку продавца, как будто впитавшись в его кожу. – Вам упаковать сувенир или вы предпочтете разобраться с ним здесь? – Здесь. Максим взял в руки протянутый шарик и, размахнувшись, бросил его на пол. Сувенир разлетелся на маленькие кусочки, а молодой человек в это время уже закрывал за собой входную дверь. – Не самый правильный выбор, – произнес продавец, глядя ему вслед, – есть такие вещи, за которые лучше переплатить один раз. Впрочем, это не мое дело. Жаль только, что мне сегодня придется задержаться на работе. С этими словами он снова взял в руки веник и принялся сметать осколки. Максим стоял на тротуаре и докуривал сигарету. Когда уголёк уже дошел до фильтра, он осмотрелся в поисках урны. Взгляд упал на скромную вывеску небольшого магазинчика прямо за его спиной. На ней аккуратными буквами было выведено: «Сувенирная лавка». – Неаккуратный посетитель? - кивнул Максим на разбитый сувенир, зайдя в помещение. – Скорее жадный, – ответил продавец и улыбнулся странной и жутковатой улыбкой.

АДВОКАТ ©ЧеширКо На улице было тихо и спокойно – осенний ветер не тревожил пожелтевшие листья деревьев, а дождь, взяв выходной, не барабанил своими мокрыми пальцами по отливам. Луна заглядывала в комнату сквозь окно, растекаясь мягким светом по полу. Смерть, неслышно ступая по лунной дорожке, приблизилась к человеку, лежащему на кровати. Не сводя с него глаз, она жадно перебирала пальцами, готовыми схватить эту душу, оторвать наконец от дряхлого тела и забрать с собой. Она знала, что этому человеку осталось совсем недолго. Склонившись над ним, она внимательно осмотрела кромку души, которой та крепилась к телу. Через несколько секунд, наклонившись еще ниже, она слегка подула на человека, как это делают, когда пытаются разжечь еле тлеющий огонек костра, и принялась наблюдать за тем, как душа, оторвавшись от тела, задрожала и заметалась от этого дуновения, как старый истрепанный флаг на ветру. Смерть нахмурилась – в одном месте душа все еще была прикреплена к своей оболочке. Аккуратно, двумя пальцами, схватив за край, Смерть потянула ее на себя. Душа поддалась и с противным звуком стала потихоньку отрываться от тела, сантиметр за сантиметром. – Мое мнение услышать не хочешь? – раздался тонкий голосок за ее спиной. Смерть, вздрогнув, выпустила из пальцев душу и та, как невесомая паутинка, медленно опустилась к своему хозяину, тут же заняв все пространство внутри тела. Разогнув спину, Смерть тяжело выдохнула и покачала головой – она прекрасно знала, что встреча с обладателями этих голосов всегда отнимает кучу времени и нервов. – Конечно-конечно, – не оборачиваясь и картинно подняв руки вверх, произнесла она, – как же без твоего мнения... – Я видел, что ты пыталась оторвать душу, хотя она еще держится. Ты не должна была этого делать. – Тебе, наверное, показалось, – равнодушно пожала плечами Смерть, – я всего лишь поправила одеяло. – И с каких пор ты стала такой заботливой? – усмехнулся обладатель голоса. Было заметно, что Смерти уже начинает надоедать этот разговор – она нервно дернула головой и переступила с ноги на ногу. – Ты адвокат? Адвокат. Вот и выкладывай свои замечания, а я послушаю. – Он еще жив. Зачем ты пришла? – Начинается... – нахмурилась она, – ты же сам видишь, что его душа держится на ниточке, ему осталось... – Твоими стараниями, – перебил ее голос, – зачем ты ее трогала? Ты не имеешь права прикасаться к ней, если она полностью не оторвана от тела. – Да с чего ты взял, что я ее трогала? – Я слышал звук. Ты пыталась ее оторвать. Думала, что у него нет защитника и это сойдет тебе с рук? Смерть выдохнула и взмахнула руками. – Хорошо, я ее трогала и случайно оторвала краешек. Разве это имеет значение, если она и так держится на одном честном слове? День или месяц, сантиметр или десять - какая разница? – Ты не должна была этого делать, – упрямо повторил голос. – Хорошо, хорошо... Давай зайдем с другой стороны. Что с ним? – Он болен, разве ты не видишь? – Вижу, прекрасно вижу, – произнесла она, еще раз взглянув на тело, – поэтому я и пришла. Зачем ему мучаться, если можно решить вопрос сейчас? Быстро и безболезненно. – Он еще может выкарабкаться. Шансы есть всегда. – Не думаю... – А тебе и не нужно думать, – голос стал жестче, – тебе нужно выполнять свои обязанности и не заниматься самоуправством. Ты нарушила правила и я видел это своими глазами. Смерть молчала. Ей нечего было противопоставить словам адвоката. Она действительно сделала то, чего делать не стоило, хоть ей и казалось, что она поступает так только лишь из жалости к этому человеку. – Хорошо, – она снова подняла руки и попятилась к двери, – я ухожу, приду через месяц. Договорились? – Стоять! – твердо произнес голос, – так не пойдет. – Чего ты еще хочешь? – Пришивай душу обратно. Столько, сколько ты оторвала и еще столько же в качестве компенсации. – Это наглость... – Это справедливость. Смерть недовольно поморщилась. – Хорошо, пришью обратно столько, сколько оторвала. – Нет. Еще столько же. – Какой же ты упрямый! Я таких еще не встречала. – Шей. Требования адвоката были абсолютно законны. Именно поэтому она, решив не спорить и не тратить понапрасну свое время, сжала челюсти и снова шагнула к человеку. В ее правой руке тусклым огоньком сверкнула игла. Другую руку она протянула к полоске лунного света, разлившегося от окна по полу. Аккуратно подцепив что-то двумя пальцами, она медленно приблизила руку к себе. Из лунной дорожки, как из старого свитера, вслед за ее пальцами потянулась тонкая светящаяся нить лунного света. Отмерив нужную длину, Смерть, резким движением оборвала нить и тут же вдела ее в иглу. Снова склонившись над телом, она, стежок за стежком, принялась пришивать невесомую ткань человеческой души к ее больной оболочке. Через несколько минут, оборвав лишнюю нить и завязав аккуратный узелок, она повернулась к адвокату. – Теперь ты доволен? – Вполне, – кивнул тот, – впредь постарайся не нарушать правила. А я буду внимательно за тобой наблюдать. Смерть, недовольно хмыкнув, направилась к выходу из комнаты, но вдруг остановилась в дверях и будто бы что-то вспомнив, снова повернулась к защитнику. – Погоди, погоди... Ты действительно кажешься мне знакомым. Мы уже встречались? – Было дело. Адвокат прикрыл глаза и медленно растворился в воздухе. Человек проснулся в полдень. Так долго и крепко он не спал уже давно. Поднявшись с кровати, он сразу же заметил, что чувствует себя гораздо лучше – болезнь отступала. Открыв окно, он вдохнул свежего воздуха и посмотрел на подоконник. На нем лежала игрушка – разорванная в нескольких местах мышка, сшитая из ткани и набитая ватой. Единственное воспоминание о его верном друге – коте Ваське, который умер от старости несколько месяцев назад. Сжав игрушку в ладони, он посмотрел на небо: – Васька, Васька... Сегодня ночью мне снова казалось, что я слышу твое мяуканье...

КАРП Мама принесла большого живого карпа и умчалась за стрижкой в парикмахерскую образцового обслуживания. Дети поместили рыбину в ванну. – Надо её пожарить. То-то мамулечка обрадуется! Похвалит нас. Я сделаю розочки из огурца. – предложила старшая Зина и, выдернула пробку, а младшенький трех с половиной лет Толик, запротестовал: – Ааа! – заголосил он, огорчившись, что рыбке грозит смерть, а на ужин грозит рыба, которую Толя ненавидел. – Шш! – шикнул на братишку Федя. – Шш! Говорят же тебе сюрприз, балда. Мама обрадуется, похвалит. Третьеклассник и простак Федя не знал, что пятиклассница и манипулятор Зина схватила вчера двойку и нуждается в смягчающих обстоятельствах и недалеком, халявном чернорабочем... А Толик запричитал: – Неть! Неть! – и трогательно защищая, простер ручонки над карпом, но кувыркнулся с подставочки и присоединился к подзащитному. В СССР вода в холодном кране была действительно холодна… Сердобольный Толик бился как в кипятке, так что карп перебздел (в воде пошли красноречивые разводы). Быстро выяснилось, рыба не при чем… Поднятый из ледяной воды, визжащий зоозащитник активно избавлялся от потрясения, как это и присуще малышам… Обмыв на весу братца, просушив и накачав чаем с малиной, Зина с Федей вернулись к карпу. Тот грустил в сливе, вздыхая и затрудняя собой отвод нечистот… Отмыв рыбу напором душа и шампунем «Кря-Кря» от следов Толиного «покровительства», посвежевшего что из баньки, карпа принесли в кухню. Ровненько уложили на доску, а доску на пол, чтобы сподручней убивать. Детям дурачиться, играть на полу всегда милей и занятней. – Ты отрежешь ему голову и почистишь, а я пожарю. Ты мальчик! Я не смогу, расплачусь. – дрогнувшим голоском соврала Зина. Без лишних слов Федор поправил нож на бруске, деловито попробовал лезвие ногтем, подтянул триканы. Почуяв, что голову отпиливает дилетант, мощная рыбина вырвалась, забилась-запрыгала, врезала хвостом Федьке по лицу, сиганула Зине на колени, та завизжала как давеча Толик, Толик с готовностью отозвался из комнаты, а карп упрыгал под шкаф. После второй кровавой попытки живьем отнять неподатливую голову, бледный Федор отбросил нож: – Не могу… Меня тошнит… – Слабак! – отрезала Зина, вооружаясь и поигрывая топором. Девочки всегда целеустремленней мальчиков… Карпа опять пристроили на эшафот. Из жабр лезла пена с конфетным ароматом, но пришла пора умирать… Зина хорошенько прицелилась, отвернулась и опустила топор. Хрясь! Карп лишился губ по самые глаза. Курица без головы еще бегает, у карпа мозг был не задет, он запрыгал по кухоньке, сея кровь и ужас. Особенно среди Толика!! – недомерок за каким-то хреном прикандехал на кухню и, прилетевшая рыба сбила его с ног. Не знаем, что сильней потрясло парня, что рыба напала или что невысоко, но летает, а только это доконало несчастного. Нет, он не плакал, а мигом обкакался, описался и еще в процессе оного, крепко заснул. Шок! Вторично отмыв незадачливого, похрапывающего родственничка, дети вернулись к мессе... Положив обессиленную рыбу на доску, Зина махнула топором. Голова с изрядной частью плоти отскочила. Чистился карп откровенно тяжело. Ну, рыба вообще неохотно чистится «по шерсти»… Склизкая чешуя крепко сидела, рыба выскальзывала из неумелых рук. Эх, молодо-зелено… – Надо её приколотить гвоздями к доске! – воскликнул Федя. Неугомонный, назойливый Толик проснулся и явился на шум. В большую рыбу заколачивали большие гвозди... «О, правильно, давно пора! – подумал Толик. – А то разлеталась тут, псикаблябля…», зевнул и ушел досыпать. Вот-вот должна вернуться мама. Плюнув на чистку, Зина взялась за топор, разделать рыбу на куски. Винт работающего лодочного мотора справился бы с этим куда деликатней… Из под топора разлетались потроха, кровь и плоть… Едва свалили обезображенные останки в сковороду и зажгли газ, как явилась мама. Ступив в кухню, она поняла, что-то стряслось: перепачканные кровью, загадочно улыбающиеся дети, кровь на полу, стенах, топор, молоток… Женщина пережила несколько непростых минут, отыскивая исчезнувшего Толечку. А тот, чтобы не мешал почивать стук молотка, сгреб одеяло, подушку, уединился в шифоньере и закрыл дверку. – Все это, конечно, хорошо, дети мои... – резюмировала мама, потягивая белое полусухое успокоительное и выбирая чешую и кости из дымящегося карпа. – Только это не наша рыба! По дороге домой я встретила соседку, она где-то урвала прекрасного карпа и передала мне до вечера, чтобы не таскать по жаре, а сама побежала по делам… А. Болдырев

Возьмём баян....

Для тех, кто понимает и помнит...

ПРО ИВАНОВЫХ (ОДНИ ТОЛЬКО ИВАНОВЫ) В одном западно-африканском племени рассказывают, что когда богу стало скучно, он слепил из глины мужчину и женщину и вдохнул в них жизнь. Мужчина и женщина посмотрели друг на друга и засмеялись. Бог отправил их в мир, они жили долго и счастливо, и от них произошли все остальные люди. Мне вот это “засмеялись” очень нравится. Теперь про Иванова, стоматолога. От него ушла жена. Потому что романтики в Иванове столько же, сколько в бетонном надолбе. Вообще-то Иванов всегда такой был, не романтичный, но жена десять лет надеялась, что романтика вот-вот прорежется. Как зуб мудрости. Увы. Иванов год ходил сам не свой, анализировал то и это и всё глубже погружался в трясину мрачной мизантропии. Летом завотделением сказал, вы, ФёдорЮрьич, прекрасный врач, но с таким лицом работать нельзя, в зеркале себя видели? пришли с похорон и настроены мстить, пациенты пугаются, возьмите отпуск, слетайте к морю, солнце там, девушки, вашу мерихлюндию как рукой снимет. Ни к какому морю Иванов не полетел. Ни людей вообще, ни девушек в частности видеть не хотелось. Уехал в оставшуюся от деда хату-развалюху, слонялся из угла в угол и пытался не задавать себе вечные вопросы, но получалось плохо. Мерихлюндия росла и крепла. Но как-то посмотрел из окна на реку, постоял, подумал. И переволок на берег шесть неизвестно зачем припасённых дедом коротких брёвен, выяснил в интернете, как их связать в плот, съездил в город за верёвками, палаткой и котелком, затарился продуктами. Слева плыли заливные луга, справа лес, по небу солнце. Причалил, высадился, расположился, развёл костерок, огляделся. И увидел он, что это хорошо. Утром к нему приблудился щенок. Худющий, рёбра торчат. Сел в метре и посмотрел прямо в душу, в то место, где гнездится совесть. Деваться некуда, Иванов сварил макароны, бухнул в котелок полбанки тушёнки. Щенок наелся до пуза-барабана. А когда Иванов отчалил, заскулил и сперва пытался догнать плот по берегу, а потом бросился в воду и поплыл, отчаянно загребая лапами. Ну что ты тут будешь делать. Река несла их неспешно, и хорошо было им обоим. Но на пятый день, выбравшись утром из палатки, Иванов увидел, что течение красиво колышет развязавшиеся верёвки, а предпоследнее бревно готовится к отплытию, вслед за товарками. То ли интернет напутал, то ли сам накосячил. Иванов решил не сдаваться, связал покрепче два оставшихся бревна, из веток собрал и закрепил нечто вроде настила. Без оверкиля не обошлось, но приспособился. Теперь по левую руку уплывал назад лес, по правую поля, под облаками плыли птицы, щенок тявкал на диких уток - разве что на голову не садились, бесстрашные. И стало абсолютно не важно, кто виноват и что делать. Иванов поправил два лопуха на голове - замену потерявшейся бейсболке - и ни с того ни с сего запел, громко и фальшиво. Про речку и Марусю с белыми ногами. Сам удивился, откуда, из каких глубин появилась эта Маруся. А в это время на правом берегу печалилась главный зоотехник агрофирмы ***, тоже Иванова, только фамилия другая. Всё у неё было хорошо: и красивая, и умная, и привес по бычкам лучший в районе, и жених - завидная партия, три магазина в райцентре - вчера сказал, всё, Настя, хорош коровам хвосты крутить, в выходные едем за кольцами, заодно свадебное платье выберешь. Но почему-то было плохо. Сперва Иванова услышала какие-то странные вопли, не успела испугаться, как из-за поворота выплыла странная конструкция, два бревна, на которых сидели заросший щетиной мужик с лопухами на голове и мелкий пёсик. Мужик немузыкально орал во всю глотку, пёсик подвывал. Жуть. И Иванова расхохоталась. А мужик осёкся и тоже засмеялся. А пёсик ничего не понял, но за компанию радостно залаял. У Иванова недавно была пациентка, бодрая старушка Петрова, семидесяти двух лет, жаловалась, болит внизу справа, чему там болеть, оказалось, режется зуб мудрости. Кстати, не такой уж уникальный случай. Бывает. Автор: ©Наталья Волнистая

Я, вроде , последние забрал месяц назад. Но Денис, вроде, мужик запасливый - может повезёт... А так - может тему поднять? Я бы и на Ларгусе переклеился...

Почти так же на контрактнике, но зимой поболее, в смысле - до 500, катал. Заправлялся обычно на Шеле - у них Рязанский НПЗ хорош был.

Бронирование фар запрещено, так же как и установка нештатных ламп. Флаг в руки! А встречных не спрашивали? Или - ....

КНИЖНАЯ ДУША ©ЧеширКо Бес по имени Асмодей уже который год пытался заполучить душу писателя Зиновия. Чего он только не выдумывал. И уговаривал, и предлагал обмен, и даже просто пытался украсть, но Зиновий был непоколебим и никак не реагировал на поползновения Асмодея. А может быть, он был так увлечен сочинительством, что просто не замечал писклявого голоска чертенка. В один из вечеров, по привычке устроившись в одном из ящиков стола, Асмодей прикрыл глаза и попытался уснуть, устав от выдумывания очередного плана похищения души писателя. Тот, в свою очередь, расположился в кресле, решив ознакомиться с критикой своих произведений. Первое время он лишь ухмылялся, читая рецензии, но с каждой минутой брови на его лице сдвигались все ближе и ближе, улыбка становилась все натянутей, а поза напряженней. В один момент он вскочил на ноги и, сцепив руки за спиной, принялся расхаживать по комнате. – Да как они могут такое писать? – то и дело выкрикивал он. – Это, как минимум, невежливо! Я даже больше скажу – это гнусная ложь! Моя книга не так уж и плоха! Чертенок, разбуженный гневными выкриками писателя, лишь слегка приоткрыл глаза и перевернулся на другой бок. Он уже давно привык к этим монологам и почти не обращал на них внимания. Прикрыв уши руками, он попытался снова уснуть, но накал эмоций Зиновия лишь возрастал. – Разве позволительно воспитанному человеку писать такие гадости о творчестве человека? Зиновий подошел к столу и, плеснув в стакан воды из графина, тут же осушил его до дна, немного притушив огонь, пылающий внутри него. – Я работал над этой книгой несколько лет! Я не спал ночами! Я вложил в нее свою душу! На этих словах, чертенок, дремлющий в ящике стола, открыл глаза и дернул головой так, что ударился ею о дно верхней полки. К счастью, писатель, переполненный праведным гневом, этого не заметил. Навострив уши, Асмодей забыл обо сне и, стараясь не двигаться, лишь жадно прислушивался к каждому слову писателя. Но тот больше ничего важного не сказал. Закончив возмущаться и выпив еще два стакана воды, Зиновий отправился спать. Как только из спальни послышался его мирный храп, чертенок выбрался из своего убежища и, забравшись на стол, склонился над книгами, стопкой лежащими на нем. Схватив верхнюю, он перепрыгнул на подоконник и, приоткрыв окно, исчез в темноте ночи. Главный бес сидел на троне, подперев рогатую голову когтистой рукой и взирал на чертенка, который, стараясь не смотреть в глаза своего повелителя, протягивал ему что-то в своих ладонях. – Что это, Асмодей? – спросил он, широко зевнув. – В этом предмете заключена душа одного человека, за которой я охочусь уже несколько лет. Сегодня я понял, почему никак не мог ее заполучить. Оказалось, что он спрятал ее сюда, а затем проговорился об этом. Главный бес взял в руки книгу, осмотрел ее со всех сторон, пролистал и даже слегка встряхнул, в надежде на то, что из нее выпадет душа. Убедившись, что никакой души в ней нет, он снова взглянул на чертенка. – И где она? – Я не знаю, – затрясся от страха Асмодей, – но он сам говорил... Может быть, он спрятал ее между страниц? Главный бес приблизил книгу к глазам и внимательно осмотрел пространство между строк, для надежности даже проведя по странице когтем. После этого он поднес книгу к широким ноздрям и втянул воздух. – Душой здесь даже и не пахнет, – вынес он свой вердикт. – Но я слышал своими ушами, что он говорил об этом! – заверещал Асмодей, – его проклятая душа точно должна быть в этой книге! – Но я ее не вижу! – возразил главный бес, – книгу вижу, а душу нет. Покажи мне ее! Асмодей выхватил книгу из рук главного беса и, повертев ее в руках, принялся стучать по ней кулаком, в надежде на то, что душа, рано или поздно, не удержится и вылетит из этой книжонки. Некоторое время главный бес с интересом наблюдал за происходящим, но потом монотонное стучание утомило его. – Асмодей, займись выколачиванием души в другом месте. От этого стука у меня начинают болеть рога. Чертенок разочарованно взглянул на повелителя и поплелся прочь. Следующие несколько дней Асмодей сидел в ящике стола и, пока не слышал Зиновий, стучал своим маленьким кулаком по книге. За это время ее обложка помялась и потеряла свой товарный вид, а душа все никак не появлялась наружу. Наконец, окончательно разочаровавшись в своих усилиях, чертенок бросил книгу в угол ящика и, подперев мохнатое лицо руками, заплакал от бессилия. Всхлипы чертенка услышал Зиновий и, прибежав на шум, тут же обнаружил в ящике стола рыдающего чертенка и свою изорванную книгу. – Ты обманул! – между всхлипами выкрикивал Асмодей, – нет в твоей книге никакой души! Это враньё! – Я знаю, – вздохнул Зиновий и присел за стол, подперев рукой голову, – читатели говорят то же самое и, наверное, они правы. В этой книге ее нет. Я не смог вложить в нее душу, а это значит, что писатель из меня никакой. Наверное, мне нужно просто перестать писать. – Да что они понимают в душах? – вытирая слезы со щек, произнес чертенок, – нашел кого слушать... – Но ведь и ты сказал, что в этой книге нет души. – Конечно, ее там нет, – всхлипнул Асмодей и, выбравшись из ящика, сел на стол, свесив ноги вниз, – а ты возьми и вложи! Пойми, мне очень нужна твоя душа! Если я ее не получу мне влетит от повелителя. Не мог бы ты попробовать написать еще одну книжку? Может быть, у тебя получится вложить свою душу в нее? – Думаешь, стоит попробовать? – посмотрел на него Зиновий. – Конечно! – захлопал в ладоши чертенок, – обязательно стоит! Я в тебя верю! Никто в тебя не верит, а я верю! Давай, не ленись. Пиши. С тех пор прошло много лет и Зиновий написал много книг. Чертенок всегда нетерпеливо ждал выхода новой, и как только она появлялась в доме писателя, тут же начинал стучать по ней кулаком до тех пор, пока она не превращалась в растрепанное бумажное нечто. Первые книги все так же не нравились читателям, а затем Зиновию стали говорить о том, что он стал писать лучше. В конце концов, он написал такую книгу, которая стала известна во всем мире и люди из разных стран, не сговариваясь, в один голос твердили о том, что на этот раз автор действительно вложил в нее свою душу. Писатель тут же сообщил об этом Асмодею, но тот лишь покачал головой, отбросив в сторону разорванную обложку. – Начинай следующую, – угрюмо буркнул чертенок и придвинул к писателю блокнот, – и не слушай этих дураков. Они ни черта не понимают в душах. Так они и прожили всю жизнь вместе. Писатель, известный на весь мир, и чертенок – единственный на всем белом свете, кто когда-то в него поверил и не позволил сдаться. Наверное, это был единственный случай в истории, когда зло, само того не ведая, изо всех сил пыталось помочь добру и в конце концов у него это получилось.

— Павлик, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — Я хочу стать человеком, который мог бы покупать жене бриллианты и дорогие шубы, водить ее в самые дорогие рестораны и купить ей Феррари последней модели. — Молодец, Павлик, садись. А ты, Вова, кем хочешь стать? — Раньше я хотел стать космонавтом, но теперь я хочу стать женой Павлика.